Кто Вы, госпожа Чайковская? К вопросу о судьбе царской дочери Анастасии Романовой. Отсутствует

Владимировичу о подготовке к печати записок фон Ратлеф о предстоящем переезде Анастасии Чайковской в Зеон и о ходе расследования ее личности

      Берлин

      22 Февраля 1927 года

      Доверительно[32]

      Ваше Императорское Высочество,

      Недавно, 15 Февраля, я написал Вам о Цаале, надеюсь, письмо это с приложением расписки на 2000 фр[анков] своевременно Вам было доставлено. С тех пор[33] я имел честь получить Ваше письмо от 14 Февраля, на которое разрешите ответить через несколько дней, немного взвесив затронутые Вами вопросы.

      За последние дни почти не видел Цаале, но встретил в обществе его жену, из слов которой я мог заключить, что главные заботы и опасения датского посланника, вызвавшие и известные Вам телеграммы, заключались в том, что он, обеспокоенный за будущее материального положения больной, хотел поскорее воспользоваться помещением ее у герцога Г[еоргия] Николаевича] Лейхтенбергского. Он, вероятно, опасался, что энергичная деятельность «Дармштадта»[34] могла бы изменить готовность Лейхтенбергского дать приют «больной» у себя.

      На днях я видел также г[оспо]жу фон Ратлеф, боевое настроение которой мне крайне[35] не понравилось. У меня впечатление, что в увлечении борьбой она уже совершенно упускает из вида первоначальную свою цель (предполагаю, что у нее действительно была эта цель) – а именно – пользу «больной». Минувшей осенью, когда я ее видел неоднократно[36] и старался в разговорах и нарочно также и в письмах, дабы сохранить след, убедить ее во вреде делу выпуском в свет своих записок, она[37] напирала на то, что издание это не так скоро еще состоится, что она преследует им исключительно цель изыскания средств для содержания «больной» и т[ому] п[одобное]; кроме того, она не соглашалась, что предание широкой[38] гласности всего этого дела может повредить спокойному его расследованию, и вообще утверждала, что никакого шума вокруг ее издания не будет. Ныне у нее появился уже агрессивный тон, и она готовится к полемике в газетах, если бы кто-либо выступил с опровержением содержащегося в ее записках, и в ее словах все время слышится резкий тон критики по отношению ко всем заинтересованным лицам.

      Должен сказать, что оборот, который принимает все это дело, меня крайне беспокоит, ибо вынесение его на суждение широкой публики может только затруднить или даже сделать невозможным спокойное и строго-беспристрастное расследование; между тем я именно всегда стремился к последнему, считая, как я уже имел честь писать Вашему Высочеству, что таковое расследование необходимо во всех отношениях и, между прочим, благодаря создавшемуся настроению здесь – в сфере моей деятельности и потому мне более всего известной.