к происходящему и не простит. «А вдруг этот идиот ненароком проговорится?!» – метался Георгий Константинович из стороны в сторону. – Нет, – успокаивал он себя. – Этот юноша слишком труслив. Не посмеет». «А если глуп?» – точил его червь сомнения. «Ну почему сразу же глуп? – делал Одобеску шаг назад. – По-моему, вполне сообразительный юноша!»
Георгий Константинович был и прав, и не прав. Из благородства он мог бы представить старомодное объяснение в духе романтических историй, где искусителю ночью является ангел и грозит пальцем, после чего прозревший преступник садится в седло и несется на край света со словами раскаяния: «Простите меня… – говорит он той, которая ради него готова отказаться даже от честного имени. – Я виноват перед вами. И покидаю вас, чтобы не губить вашу душу, чистую и невинную». «Ах-ах!» – падает в обморок обманутая барышня, а через год выходит замуж за пожилого генерала, рожает ему дюжину детей и живет долго и счастливо на лоне природы в окружении своего семейства.
Жизненный опыт подсказывал встревоженному отцу, что время романтических историй кануло в Лету, а значит, делать ставку на людское благородство, по меньшей мере, глупо: красивого расставания не получится. И Георгию Константиновичу не оставалось ничего другого, как уповать на то, что студент Масляницын просто исчезнет из жизни его драгоценной Аурики, не обременяя себя никакими объяснениями.
Почти так и случилось: в тот день испуганный до истерики юноша просто не явился к означенному времени, понадеявшись на то, что его избранница молча сглотнет обиду и из гордости перестанет с ним здороваться.
Почему Сергей Владиславович делал ставку на ее девичью гордость, не совсем понятно. Уж кто, как не он, должен был представлять себе истинные размеры готовности, которую Аурика проявляла в вопросах сексуального характера! Да и за подтверждением далеко не надо было ходить: встреча была назначена за неделю, накануне оговорены детали, и самому Масляницыну только и осталось, что прийти, увидеть и победить этот девственный бастион.
Не тут-то было! Совсем не гордая, получается, Аурика взяла быка за рога и затащила бывшего возлюбленного в закуток возле деканата, используемый влюбленными парочками для продолжительных и жарких поцелуев. О существовании этого «уголка утех» знали все, в том числе и преподаватели, но тактично делали вид, что, кроме пустых ведер, пары швабр и обломков развалившейся от студенческой энергии мебели, в нем ничего особенного нет. Одним словом, на историческом факультете жили по законам любимого в Средневековье Праздника дураков, когда можно почти все, но только раз в году и с разрешения муниципалитета. Факультетская власть в этом «приюте влюбленных» никакой угрозы для образовательного и воспитательного процесса не усматривала. Проходя мимо укромного местечка, откуда порой доносились рваные вздохи вперемешку с причмокиванием. «Молодежь!» – улыбались профессора и спокойно шли мимо, гася в себе зависть.
– Почему? – потребовала объяснений Аурика, под глазами