совещаний в кабинете, официальное предложение, суть которого сводилась к совместной встрече Нового 1952 года.
– А как же? – Миша показал глазами на дверь, подразумевая Аурику.
– А так же, – кивнул головой Одобеску и потер ладони.
– Я пригласил Михаила к нам на встречу Нового года, – спустя несколько дней объявил Георгий Константинович домашним и приготовился выслушать претензии возмущенной Золотинки.
– С какой стати?! – завизжала Аурика и даже выскочила из-за стола. – Почему я должна встречать Новый год с этим идиотом?
– Вы оскорбляете моего гостя! – Одобеску повысил на дочь голос. – Это непозволительно.
– Но я не хочу! – чуть не заплакала девушка. – Почему никто со мной не считается? Разве мое мнение больше ничего не значит? Новый год – это семейный праздник. Мы никогда не отмечали его с чужими людьми. Зачем он тебе сдался?
– Миша – мой товарищ, – завел старую песню Георгий Константинович. – И притом – он придет к нам не один.
– Не один?! – одновременно воскликнули Аурика и Глаша.
– Не один, – подтвердил Одобеску и заложил руку за воротник своего «домашнего пальто». – Он придет со своей избранницей. Похоже, в его жизни наметились серьезные изменения.
– Тогда я уйду из дома! – пригрозила отцу раскрасневшаяся Золотинка.
– Зря ты кипятишься, – мягко поставил дочь на место Георгий Константинович. – Мальчик недавно похоронил отца. Мы – его единственные близкие люди. Ему важны наша поддержка и одобрение. Неужели нельзя укротить свой нрав и оказать моему товарищу уважение? В конце концов, никто не запрещает тебе пригласить для парности молодого человека, если тебя так все это смущает.
– Ничего меня не смущает, – огрызнулась Аурика. – Мне вообще все равно.
– Ну, раз тебе действительно «все равно», то я прошу тебя выступить хозяйкой дома и с честью принять моих гостей, – торжественно произнес Одобеску и тут же ласково добавил: – Умница моя, Золотинка…
– А если я все-таки уйду?
– Ты вправе принять любое решение, – завершил разговор Георгий Константинович, на корню пресекая желание Аурики разбушеваться. – Делай, как считаешь нужным.
Никогда еще Аурика Георгиевна Одобеску не чувствовала себя так неуверенно: никто ее не уговаривал, никто не упрашивал: просто «делай, как считаешь нужным», и все. Аурику точила обида. На отца. На придурка Коротича. На Глашу, не сказавшую ни одного слова в защиту ее, между прочим, законных прав.
Девушка всерьез подумывала уйти встречать Новый год на сторону, но, как назло, не поступало никаких предложений. Похоже, ее персона не представляла особого интереса ни для сокурсников, ни для бывших одноклассниц, канувших в Лету после той знаменательной истории около памятника Пушкину. Подруг у Аурики не было, и понятно почему: дружить она не умела, наивно предполагая, что если друзья для чего-то и существуют, то, очевидно, ради того, чтобы скрасить ее незамысловатые будни. Королевна