.

мгновений я разглядывала его в полном обалдении, а потом захохотала. Принцессам хохотать не положено, но сейчас поступить по-другому было решительно нельзя.

      Онтарио присоединился ко мне. Пару минут мы ржали, как кони, поддерживая друг друга, чтобы не упасть. Затем, все еще посмеиваясь, оседлали лошадей.

      – Это будет у меня, – заявил Онтарио, подбросив в ладони поводья Зверя. – В остальном, как я уже сказал, никаких ограничений. Куда желаете отправиться, Ваше Высочество?

      Я с сомнением покосилась на виднеющейся вдали замок. Должно быть, там сейчас царила настоящая суматоха, а Его Светлость, в отчаянии разрывая на клочки постельное белье, с которого только что поднялся, приказывал срочно начинать спасательную операцию.

      – Забудьте о них, – махнул рукой Онтарио, проследив за моим взглядом, – забудьте обо всем, кроме этой ночи! Я совру, что ловил вас, точнее Зверя, до рассвета, а вы скажете, что не собирались кататься, а хотели просто посидеть в седле такой красивой лошади.

      – Вот прямо так легко соврете? – заинтересовалась я.

      Онтарио тронул Бурана с места, а за ним зашагал Зверь, смирный, как ягненок.

      – Ну, я не совсем совру, – не смутился Онтарио, – я лишь немного приукрашу действительность. Я же вас ловил? Ловил. Вы же в седло сели? Сели!

      – Мне будет ужасно жаль отдавать эту лошадь какому-то там залетному принцу, – грустно сказала я. – Может быть, мне его отравить?

      – Коня или принца? – уточнил Онтарио.

      – Принца, конечно, – возмутилась я. – Разве можно травить такое чудесное животное?

      Я погладила Зверя по шее и вспомнила, что в кармане еще осталась ржаная горбушка. Достала ее и, разделив напополам, протянула половину Онтарио.

      Мы ехали шагом в каких-то зарослях, под звуки соловьиных трелей и вкусное похрумкивание хлебом обоих жеребцов.

      – Вы любите Самыйсокс? – спросила я, прислушиваясь к ним. – Или он не кажется вам таким чудесным местом, как мне, поскольку вы здесь выросли?

      – Я слишком долго был на чужбине и теперь смотрю на многое, будто вижу в первый раз. Это забавляет, – ответил Онтарио.

      – Забавляет? – возмутилась я. – Вам все кажется забавным! Неужели в вашей жизни нет ничего серьезного?

      – Есть, – неожиданно помрачнел он. – Мой отец.

      – Его Светлость? – изумилась я. – Почему? По-моему, он хороший человек и любит вас!

      Онтарио молчал. Кажется, впервые молчал в ответ на мой вопрос.

      – Почему? – с нажимом переспросила я. – Вы не имеете права мне не отвечать!

      – Пф-ф… – он наморщил нос. – Вы злоупотребляете служебным положением, Ваше Высочество!

      Я обиженно отвернулась.

      – Я мечтаю повидать свет, а отец ждет от меня карьерных подвигов и удачного брака, – тут же заговорил Онтарио. – И я вынужден ему подчиниться, потому что… – Он замолчал, потом добавил: – Потому что не могу не подчиниться, дьявол меня побери!

      – Вполне вас понимаю, – грустно сказала я. Соловьиная песнь рвала