на прощание и поехали дальше. Планируя путешествие, я знал, что заряда самоката не хватит на весь путь, и надеялся успеть доехать хотя бы до дачной развилки. Но все случилось намного раньше, и наша карета, как в сказке, превратилась в тыкву. Мы как раз проезжали маленький посёлок Дружино, когда самокат медленно остановился и встал.
Дружино выглядело совсем не дружелюбно. Люди здесь были такие же хмурые, как в городе, только одеты хуже, и пахло почему-то навозом. Федька снова загундел и слез с самоката. Тут из калитки на нас шумно выбежала стая гусей. Мы хором заорали и бросились в кусты.
– Самокат свой хоть подберите, – басом сказала девчонка, проходящая мимо. На вид ей было лет десять, также как и мне. Она смело шикнула на гусей и те разбежались в стороны.
– Тоже мне, – лениво добавила она и пошла дальше.
Мне стало стыдно, и я показал фак ей в спину.
Дальше мы пытались ехать сами, но самокат был тяжеленный. Пришлось катить его рядом. Не знаю, как у Федьки, но у меня гудело все тело. Но невезение наше на этом не кончилось – уже на выходе из Дружино мы прокололи шину, а вокруг стало вечереть.
На часах было шесть двадцать. Куда делся весь день? Наверное, так бывает у взрослых, когда они ходят на работу. Но до дач во что бы то ни стало нужно было добраться до темноты, и я решил срезать путь через поле. Мы грызли карамельки и молча тащили самокат сквозь сухую траву. На разговоры уже не было сил. Обрыв случился неожиданно. Я успел ухватить Федьку за руку, но самокат полетел вниз. Я вспомнил, что тут была местная помойка, только с папой мы всегда подъезжали к ней с другой стороны. На дно ямы сваливали всякий мусор – разломанные стулья, коробки, теперь и ручка нашего самоката загадочно поблескивала в сумерках.
Федька полез было за ним, но я его остановил:
– Опасно!
– Но папа будет ругаться…
– Папа нас бросил! – заорал вдруг я. Я и сам до конца не осознавал это, пока не сказал вслух. Папа к нам больше не вернется. Не важно, куда он ушел – к русалкам или тете Наташе, важно то, что наша семья развалилась, как стул на этой помойке, и от нас больше ничего не зависит.
– Неправда! – закричал Федька в ответ и разревелся. Мне стало стыдно – я забрал у него шапку, заставил ехать куда-то целый день и чуть не свалил в яму. Но я не стал показывать ему фак, а обнял и прижал к себе. В первую очередь для того, чтобы он не увидел моих собственных слез. Кто-то из нас должен был оставаться сильным.
Дачи были совсем близко – я слышал лай собак вдалеке и видел дымок от труб. Дома в полутьме спальни на торты медленно сползала шоколадная глазурь. Во всем мире мы с Федькой были абсолютно одни. До дачи мы добрались уже затемно. В домике горел свет, и я подумал, что даже не заготовил для бабы Лены внятного объяснения.
– Грибы ей подарим, –напомнил Федька и взял меня за руку. Мы вошли в дом.
За столом рядом с бабой Леной сидела мама. Она была в домашней пижаме, тапках и старой кожаной куртке. Увидев нас, мама закрыла лицо руками и заплакала.
Федька, моментально забыв все обиды, бросился ей на шею.
– Мамочка, а мы видели