было не до отдыха. Раз наметил до вечера переколоть все берёзовые чурбаки, то, будь здоров, держи слово. Да и физический труд приносил только удовольствие. Лёгкая усталость разливалась по телу, обостряя чувства молодости, здоровья и гордости. Он словно видел себя со стороны. В одних шортах, сланцах и рукавицах, которые только подчёркивали загорелое, мускулистое тело со всеми бицепсами, трицепсами и «кубиками». В городе, где обучался в институте на экономическом факультете, он с ребятами единомышленниками вёл здоровый образ жизни. По вечерам они ходили в местный клуб «Атлант», где «таскали железо», по утрам совершали обязательные многокилометровые пробежки по парку «Дружба», а по выходным устраивали либо пешие, либо велосипедные походы за город. Но их связывало не только это увлечение, все ребята любили слушать рок-музыку. Магнитофон сопровождал их везде, наполняя антураж тяжёлой музыкой и словами, от которых так и веяло свободой, переменами, бунтарством.
И когда Воронин, полностью сменивший имидж, появился в деревне, то буквально шокировал всё местное население. Никто ещё из парней до этих пор не отращивал волосы ниже плеч, не прокалывал ухо, не одевался во всё кожаное с многочисленными металлическими заклёпками и цепочками. Одним махом он нарушил все консервативные устои деревни, давая нескончаемые поводы для разговоров, сплетен, обсуждений.
Мать ничего вразумительного сказать так и не смогла, а отец только слабо, чуточку обречённо, махнул рукой, чувствуя сердцем, что сын уже вырос, окреп и просто не позволит отцу всыпать ремня. «Перебесится, перемелется, жизнь смахнёт всю мишуру».
– Ну, здравствуй, – раздался за его спиной густой, сочный бас.
Алексей обернулся.
– Здравствуйте.
Перед ним стоял сам Шаронов. Парторг местной организации. Первый человек на деревне. И власть неограниченная, и царь самодержавный, и бог всемогущий.
– Ну-ка, ну-ка, покажись, – он сложил свои пухленькие короткие ручки на большом круглом животе и, прищурив масляные глазки, внимательно оглядел Алексея. – Молодец! – сарказм просто плавал на поверхности. Смачно чмокнул языком. – Значит, и до нашей глубинки докатилась зараза загнивающего капитализма. Плохо, что в твоём лице, Воронин. Серьга, патлы, металлические браслеты с шипами! Тьфу! Стыдно должно быть, товарищ Воронин. Комсомолец, как-никак.
– Одно другому не мешает, – попытался оправдаться Воронин. Он всегда чувствовал дискомфорт при общении с этим важным человеком. Да и не только он. Даже старики, прошедшие годы войны, годы лишения, голода и холода терялись в разговоре с ним. Шаронов словно имел какую-то телепатическую власть, невиданную силу, с помощью которой спокойно подавлял в собеседнике волю и спокойно манипулировал его действиями.
– Молод еще! – вот и сейчас в голосе стали появляться металлические нотки, от которых по спине пробежал неприятный холодок. – Не дальновиден. Многое не понимаешь, а спорить