в штаны, а тот жадно, ненасытно целовал её шею и обнажённую грудь. Вот тогда Николай Иванович Пестрыкин и почувствовал, чуть ли не впервые в жизни, то самое неясное томление в паху, распирающее его изнутри, мгновенно нарастающее и расходящееся оттуда миллионами тоненьких, острых лучиков по всему телу. И это за короткое время, за считанные секунды привело его к такой бурной и небывалой, к такой фантастической разрядке, что Николай Иванович, не выдержав, сдавленно застонал и согнулся пополам. Они вскочили. И парень, натянув джинсы, грязно выругался, направляясь к Пестрыкину. Но заметив глухо заворчавшего чёрного пса с каштановыми подпалинами по бокам, в нерешительности остановился. Николай Иванович тяжело дышал, одной рукой он опирался о дерево, а другой слабо махал из стороны в сторону, пытаясь этим жестом как бы одновременно успокоить и собаку и юношу. Он очень старался что-то сказать, но потрясение, которое он пережил только что было слишком велико, и поэтому всё, на что его хватало, в тот момент, это на непонятные пассы руками и беззвучное открывание и закрывание рта, в безуспешной попытке вымолвить хоть слово. После того, как ребята удалились, высказавшись по очереди в его адрес витиеватыми фразами, с использованием деепричастных оборотов почти целиком состоящих из непечатных словосочетаний, Пестрыкин ещё какое-то время приходил в себя, прислонившись к дереву и виновато поглядывая на собаку. Гарри внимательно следил за хозяином и даже пару раз, не понимая, что происходит, принимался тревожно скулить, но когда, восстановив дыхание, Николай Иванович, с помощью большого клетчатого платка стал приводить в порядок брюки, умница пёс деликатно отвернулся, и с деловым и преувеличенно заинтересованным видом стал обнюхивать сторонний кустарник. Да, такого фейерверка Николай Иванович, никак от себя не ожидал. Говоря откровенно, он и в молодости в этом отношении человеком был весьма умеренным и в удовлетворении этой естественной потребности до заоблачных горних высей ни разу не поднимался и какого-то райского наслаждения тоже не испытывал. А когда ему пришлось уйти из военкомата с должности начальника отделения, в связи с грубо состряпанным против него дельцем, в котором оказался замешен военком, и устроиться в обычную школу преподавателем ОБЖ, их с женой и без того более, чем среднеуровневое интимное общение практически сошло на нет.
Тем больше было его потрясение, произведённое этой, в общем-то, вполне объяснимой, совершенно нормальной и не выходящей из ряда вон сценкой. Вот так они и гуляли каждый вечер, мужчина и его собака… Одинаково приземистые, молчаливые и очень одинокие.
А потом Гарри умер. Сначала он отказывался от еды. Просто лежал и когда Пестрыкин уговаривал его поесть, виновато вздыхал. Из ветлечебницы Гарри уже не вернулся. В ту ночь, когда он умер, его хозяин ехал в такси и совершенно не замечал собственных слёз. Он долго бродил возле дома, успокаиваясь и собираясь с духом войти. За восемь лет он впервые возвращался с прогулки один. Разумеется, Николай