Сергей Кейм

Антиутопия господина Шивина


Скачать книгу

за стол, включаю компьютер и втыкаюсь в маленький раритетный монитор со встроенным динамиком сзади. Звучит музыка в плейлисте, листаю в контакте новости и конклюзия такова, что все мои друзья идиоты, какая напасть, отличный повод для прощального селфи.

      Танка висит на стене напротив (в тибетском изобразительном искусстве – изображение религиозного характера) там пузатый, тёмно-синий Махакала, в тигровой юбке и золотыми серьгами, охваченный пламенем, пронзает менявзглядом, напоминая тем самым о недельном докладе, о его деланье, растянутом уже, итак, слишком сильно во временной рабочей прогалине. Сегодня просто необходимо написать какую-нибудь чушь и не начать играть в онлайн танки.  Надо настроиться, основательно, до скончания сокращенного рабочего дня, поработать, как в старые добрые времена, представить себя, как прежде, старательным. Готовым понять необоснованное увеличение в повседневных трудах, никому ненужной отчётной бюрократии, сделать всё в лучшем виде, без логики, во злобу дня протиснуться сквозь грубые тернии обязательного, никому не нужного недельного, рабочего, раздутого во сто крат,хрияисповедания.

      Вера такова, что заходит именно в это время и зовет пить чай. Сегодня не зашла, наверное, ведает о моём подвешенном подотчётном положении. Не хочет мешать, но, если честно лишь одна она никогда не вызывает во мне волны стеснения и желание смыться из-под внимательных глаз людей, работающих вместе в одном помещении. Вера очень хорошая девушка, недавно работает здесь, но на этом лучше закончить рассказ о ней, не думать лишний раз, принять во внимание намёк судьбы, который преподнес мне её молодой человек, когда в прошлый раз подвёз меня домой на своём Хаммере. Пусть даже время, проведенное с ней, как глоток воздуха, как свежая струя в болоте дней, невинная беседа, преображающая бремя. Её глаза, например, её уста, например, прекрасны, но не сравнятся с её способностью слушать людей, её живым оптимизмом, открытостью и пониманием к чужому несчастью. Но лучше оставить. Оставляю, и тут же стук в дверь.

      – Привет!

      – О, привет! – без какого бы либо, радостно отвечаю ей.

      – Пишешь?

      – Пишу…

      – Пишется?

      – Вроде.

      – Заходи, как напишешь, ко мне.

      – Если напишу, зайду.

      – Заходи, жду.

      – Ок. Я тебя понял.

      Помню, как-то один раз, прошлой зимой, новогодней ночью, после очередного любовного фиаско, шёл домой, в предрассветной морозной тишине, постепенно теряющей ночную синеву, налипшую на пушистые белые сугробы. Пьяный в сопли, еле передвигающийся. Изучая взглядом сонные балконы, заваленные всяким хламом, залитые электрическим светом, забытым в соседних комнатах, плотно прижатых друг к другу домов малосемеек. И вдруг, тоска, и без того приличная, внезапно, без весомых на то обстоятельств, больно увеличила давление. Тленная, противная, пьяная извороть пробила изнеможённой трясучкой, и я упал в пышный, глубокий, придорожный сугроб, провалился полностью