похож на своего питомца. Он суровый, как Гвоздь, только без слюней. Мы живем в одном доме, но в разных подъездах. На Пасху я пыталась с ними подружиться. Хотела угостить Валеру куличом. Сказала ему:
– Валера, Христос воскрес.
Валера тяжело посмотрел на меня так, как Гвоздь смотрит на любимый мяч, подранный до дыр, и ответил четко и по делу:
– Знаю. Поздравляю.
Я хотела объяснить Валере, что Христос воскрес не только у меня, а у всех, и даже у Валеры, но не стала. Про пасхальные яйца, которыми нужно стучать друг об друга, даже не заикнулась. Валера слишком буквален и прямолинеен для этой информации.
Валера тренирует Гвоздя злобно, но по-дружески. Учит его злости. Накачивает ненавистью. Команды «Сидеть!» и «Встать!» выполняем всем двором.
– Вот мяч, Гвоздь! Мяч – это большой кожаный пузырь. И ты, Гвоздь, большой кожаный пузырь. Фас, Гвоздь, фас!
Однажды мой сосед по имени Иван Васильевич делал ремонт. С 8 утра до 23 вечера. Штробил, сверлил, стучал, громыхал. Выходные его не останавливали. «На проклятом острове нет календаря, ребятня и взрослые пропадают зря». Я позволила себе сделать замечание Ивану Васильевичу. Встретила его во дворе и попросила шуметь в установленное законом время. У меня был маленький ребенок, и я боролась за право спать по субботам хотя бы до девяти. Иван Васильевич громко и визгливо объяснил мне, что я курица, мои цыплята для него чужие и мои проблемы ему неинтересны, а деньги в своем кармане интересны, поэтому если я не могу потерпеть, то могу смело переезжать.
У АНГЕЛОВ-ХРАНИТЕЛЕЙ РАЗНЫЕ ОБЛИЧЬЯ.
Иван Васильевич громко и унизительно кричал на меня на пятачке двора, доступном для обзора всему дому. Я растерялась от чужой наглости, выпяченной так бесстыдно, и понуро молчала. Со стороны мы выглядели как отец и дочь, которая принесла в подоле. Я отошла в сторону, присела на скамейку, готовая заплакать. Меня оглушили наглостью, а муж на работе и защитить некому.
– Хочешь, мы его накажем? – спросил Валера, внезапно возникший передо мной. У него играли желваки. Гвоздь тяжело дышал рядом, готовый к мести. У меня сердце ушло в пятки. Я испугалась, хотела сказать «не надо», но Валера не стал ждать моего ответа.
К Ивану Васильевичу подошла процессия из Валеры и Гвоздя. Случилась экспрессия. Иван Васильевич сразу сменил профессию. И агрессию на депрессию. И вероятно, конфессию, ибо стал молиться.
Я не знаю, что сказал ему Валера. Может, он сказал не ему, а Гвоздю. Сказал Гвоздю, что Иван Васильевич – большой кожаный пузырь. И что фас. Не знаю, но с того момента я спала по субботам, сколько хотела.
Вчера вечером мы гуляли на площадке при свете фонарей. Весь день мы были заняты и только в девять вечера вышли на променад. Сын увлеченно бегал по площадке, сбрасывал перебродившую мальчишечью энергию. Я отвлеклась на дочь в коляске, потеряла его из виду. Вдруг я увидела, как к сыну приближается стремительная тень, и через секунду поняла: это Гвоздь. Сын бегал, чем дразнил Гвоздя, и тот бежал его наказать. У меня от ужаса пропали голос и здравый смысл, и я бросилась наперерез вместе с младшей спасать старшего. То есть у Гвоздя могло быть сразу