натаскивал польскую мотопехоту, дважды подавал на перекомиссию и дважды отбрасывался на прежний рубеж? А в середине декабря его вызвал командир части, полковник Бронский, и объявил, что в начале января полк убывает на фронт, для плановой замены одной из союзных частей, и его, Ежова, срок пребывания в полку, стало быть, истекает.
Командир тряс руку, благодарил за службу, намекал на то, что завидует тому, что Новый год он встретит уже в кругу семьи, а Ежов стоял, словно в воду опущенный, ибо в тот момент прощался со своей последней надеждой снова попасть на фронт, оказаться в атмосфере, без которой он своего существования теперь и не мыслил. Почему? Да потому, что подсел Петя Ежов на войну, как на наркотик. Не в плане желания кого-то убивать, нет. Скорее наоборот. Он рвался храбро и умнО командовать людьми. Своим примером воодушевлять их на бой, а умелым манёвром сохранять им в этом бою жизни. Он уже всё это попробовал, и чувствовал, что у него получается.
Если бы не то досадное ранение в бою под Белостоком… Пётр понимал, что врачи формально правы: стопроцентного излечения не было. Но он также понимал, что при желании любая медкомиссия легко бы эту формальность преодолела. Значит, был дополнительный фактор, превративший формальность в непреодолимую преграду. Отец? Нет, скорее мама. А чему вы удивляетесь? После стольких лет замужества за таким человеком, как Николай Ежов, Наташа обзавелась связями, позволяющими ворочать делами и более крупного масштаба.
Вот какие мысли пронеслись по лицу Петра Ежова и, видно, не без следа, потому что полковник внезапно перестал трясти ему руку и слегка обиженно поинтересовался, что он делает не так? Слегка путаные объяснения Петра выслушал с вниманием, а потом неожиданно предложил перейти служить по контракту в Войско Польское. «А разве так можно?» – растерялся Пётр. И услышал от снисходительно улыбающегося полковника, что не только можно, но так уже и делается. Есть такая договорённость между Польшей и Россией. Работу вербовщиков, правда, не афишируют, но ей и не препятствуют. «Если согласен, то вот тебе направление на медкомиссию… Я гарантирую: ты её пройдёшь! Потом заключаем контракт – и ты на два года майор Войска Польского!» – «А после?» – вырвалось у Петра. Полковник, как показалось, с грустью покачал головой: «Два года боёв, о чём ты спрашиваешь?»
Отпуска Пётр не просил, но его ему дали: пять дней без дороги. В Питер поезд доставил его вечером 31 декабря. Дверь открыла Светлана. Сверкнувшая в глазах радость тут же сменилась испугом, верно, от вида незнакомой формы. Если не Ольга Матвеевна, которая сделала всё, чтобы сгладить возникшую неловкость, новогодний вечер был бы безнадёжно испорчен. Однако радости в глазах супруги Пётр за время отпуска так больше и не увидел…
– Ну, ты даёшь…
Под взглядом брата Пётр почувствовал себя экспонатом в кунсткамере. Это его слегка задело.
– Хватит меня разглядывать! – чуть раздражённо воскликнул он. – Как будто польская военная форма теперь редкость в Питере, а?
– Да