веток и всю ночь ждала рассвета, лёжа на спальнике и глядя в небо. Тогда казалось, что лодка, это я, самая лёгкая в мире.
Потом целый год думала, что я солнце, к которому она плывёт. А теперь всё чаще чувствую, что я вода. Судя по всему, постепенно стану фигуркой, а потом ничем.
Я уже знаю и реку, какой она будет (как Дунай в тумане), и солнце. Лодки же такие есть в Таиланде, я видела фото.
Письмо
Дорогая, я вышел сегодня из дому поздно вечером подышать свежим воздухом, веющим с океана.
Дорогая, я пишу тебе это письмо со спины свежепоиметого товарища – в смысле, девушка спит, и я вышел покурить, да, на берег океана, который ты ещё не видела и не увидишь, скорей всего, никогда. Разве что став пеплом, если правильно составишь завещание, и среди твоих бесчисленных мужиков найдётся один, кто согласится его исполнить. Впрочем, помня твою мерзкую манеру расставаться, это вряд ли. У них обычно не остаётся сил даже сбежать, поэтому они расползаются, подвывая и вздрагивая. Я оказался на удивленье крепким, но не рассчитывай, я не возьмусь.
Девочка эта, знаешь, на четыре года моложе, чем была ты, когда уходила семь лет назад. А значит, на шесть, чем когда мы познакомились. Не запуталась? Сможешь подсчитать вашу разницу? Я уверен, не ошибёшься, ты неплохо справлялась с цифрами и всегда психовала из-за возраста.
У неё длинные светлые волосы и маленькие сиськи, как раз такие, как ты всегда хотела. Даже порывалась уменьшить свои, хотя мне нравились именно большие. Но тебе плевать, что там нравилось мне.
Она худа, сильна и на голову выше тебя. Ты бы её одобрила, скрипя зубами от ревности. Зовут её, жаль, иначе, для полного совпадения с твоими невоплощёнными мечтами об идеальности, было бы забавно, окажись у неё твоё имя, – но жизнь не есть текст, хотя ты всегда так считала. Да и не могут молоденькую английскую студентку звать Чибиска. Так вообще не могут звать никого, с кем можно переспать. Я обозвал тебя так, имея в виду песенку «У дороги чибис, у дороги чибис, он кричит, волнуется, чудак». Чибис, Чиби́ска – ты всегда многовато волновалась, хотя никогда не кричала. Нигде, кроме как в постели, да и то не так уж часто, и я обычно не был уверен, справился ли. Ты говорила, что справлялся, но тебе нельзя верить. Совсем. Ни в чём. Никогда.
Ты врала, как дышала, и лишь поэтому я никогда не ловил тебя на вранье. Но я всегда знал, о чём ты молчишь. Десяток раз видел, как ты, попрощавшись со мной, шла не в ту сторону, в какую собиралась. Никогда не могла объяснить, куда делись два из шести часов, проведённых без меня.
Доходило до того, что я тебя иногда запирал – смеясь и превращая это в тупую жлобскую шутку, потому что тебе нравились тупые жлобы. Надеюсь, ты потом написала об этом в «Гёрлз онли»? «Девочки, я жила с психом, пожалейте меня».
Вот что, Чибиска, я никогда не был психом, по крайней мере, до тебя. Но сама основа твоей личности была создана из неправды. Реальность вокруг тебя становилась бесформенной, как груда комнатной пыли, на которую у меня аллергия. И у меня до сих пор чешутся глаза, когда я думаю о тебе, не от слёз, не надейся, у меня аллергия на