подтянутый, длинные светлые волосы его метал ветер, бросал пряди на лицо, отчего князь казался совсем молодым, так что, когда незнакомые всадники выехали на сушь и встали перед этим вельможным всадником, они должны были бы принять его не за князя Юрия, а скорее за одного из его многочисленных сыновей.
Есть стихии, которые подавляют человека. К таким прежде всего относится вода. Перед князем стояли два беспомощных всадника, промокшие до нитки, на промокших, измученных конях, с двумя конями для поклажи, собственно теперь и не конями, а несчастными клячами. Однако эти люди на этих конях пробились сквозь разливы чужих вод, ведь что-то было в них, какая-то сила или страсть толкала их сюда, и дух их не поколебался и не сломился от тяжкого противоборства со стихиями, потому что старший из них, как только они подъехали к Юрию (а подъехали к нему, ибо только он один среди островитян был на коне), спросил:
– Ты князь Юрий?
– Наверное, он. Разве не похож?
– Я подумал иначе.
– Что же ты подумал?
– Подумал: это либо дурак, либо князь.
– Тешишь меня своими словами. Почему же я дурак?
– Потому что забрался в такое глухое место.
– Не привык спрашивать, куда мне забираться. Вы кто суть?
– Дозволь сначала сойти нам с коней. Потому что все твои люди пешие. Да и негоже мне так вот перед князем…
– Оставайся на коне. Ведя переговоры верхом на конях, каждый сохраняет равенство и безопасность. В любой миг можешь поехать дальше. Тут недоверие соединено с уверенностью в силе. Пеший доверчив, но и беспомощен. Когда спешиваются с коней, тогда либо прочный мир, либо безграничная покорность. А тебе к лицу больше, как вижу, смелость.
– Мне смелость ни к чему. Я – лекарь.
– Лекарь? Не звал лекаря.
– Не твой. Князя Изяслава лекарь приближенный. Дулеб мое прозвище. А это мой товарищ Иваница.
– Апостол Петр странствовал всегда со спутницей. Ты только со спутником? Ну да ладно уж. Ежели так, сидите оба верхом. Справедливее будет.
– Ты говоришь о справедливости, княже?
– Почему бы мне не говорить? Князь – тоже человек. А все люди любят справедливость.
– Для самих себя. А для других?
– Это уж кто как. О себе не буду говорить. Хвалиться не привык. А слыхать обо мне ты мог мало, ежели же много, то лишь злое, раз приехал от врага.
– Он твой племянник.
– Потому и враг. Старшего брата уважал бы, терпел бы его старшинство, как было до сих пор. Изяслав сам выступил войной супротив меня.
– Я прибыл не от него.
– От кого же?
– От собственной совести.
– Далеко она тебя загнала.
– Потребность.
– Будешь говорить здесь, на ветру, или спрячемся в укрытие?
– Боюсь, не понравятся тебе мои слова. Пусть слышит только ветер.
– Тогда говори.
– Про справедливость поминал ты, княже. А сам неправедное дело свершил.
– Назови. Ибо сам