сил стоили женщине эти внимательность и бесстрашие. С этим тонким хрупким носом, с озабоченно сжатыми губами, с едва уловимо подрагивающим подбородком. С этим дурацким ароматом каркаде и луной в ладонях. Она была так хрупка, так неуместна в этом пыточном подвале, что Нинсону, растерянному и растерзанному калеке, стало её жалко.
Кажется, она заметила его пронзительную жалость и вежливо поприветствовала старинным пожеланием удачи и веселья:
– Гэлхэф! Ты не помнишь меня, колдун? Ты звал меня Тульпа…
Нинсон промолчал – не было ни слов, ни сил что-то сказать.
– Звал когда-то… Сто лет назад…
Он улыбнулся.
– Улыбаешься? Значит, не сломали, – удовлетворенно отметила женщина.
Нинсон медленно кивнул и сказал тяжёлым басом, прогрохотавшим в застенках:
– Настойчивость смягчает судьбу.
Тульпа замерла.
Посмотрела на него, как будто увидела в первый раз.
– Ого. Вот это голосище у тебя. Ничего так. Да и первые слова что надо.
То действительно были его первые слова.
После долгого-долгого молчания.
Часть II Красный Оргон
Если кто-то осмеливается расширить мнимое единство своего «я»
хотя бы до двойственности, то он уже почти гений,
во всяком случае, редкое и интересное исключение.
Герман Гессе
Глава 4 Седьмая Дверь – Руна Исса
Ингвару удалось открыть седьмую дверь.
Ключ, походивший на окаменелое щупальце морского гада, нашёлся в мыльнице, под которую был приспособлен тритоний рог. При определённом упорстве можно было затолкать ключ в замочную скважину. Хотя окаменелость немного сточилась о металлические края.
Дверь подалась, и Нинсона обдало солёным морским запахом и шумом водопада.
Прямоугольник света упал в пещеру к ногам Седьмого Лоа по имени Ной. То был пожилой мужчина с коричневой кожей и глубокими просоленными морщинами. Длинные седые патлы, сухие и спутанные, заплетены в несколько неровных косичек, словно в какой-то момент он перестал причесываться, перестал проверять, какое именно плетение удержится при постоянном шквале, и поручил ветру заботиться о волосах.
Седая борода, покрытая разводами соли. Тонкая безрукавка из рыбьей кожи переливалась тусклыми чешуйками и темнела в местах, где те отслоились. Твёрдая, распахнутая, не имевшая застёжек, это была не одежда, но доспех. Обозначение брони. Символ. Память о том, что сухопутным людям нужна какая-то одежда. Она оставляла видимой часть загорелого торса, украшенного белыми полосами шрамов.
Три продольные полосы виднелись на каждой стороне шеи.
След удара трёхпалого чудища? Белая татуировка? Жабры?
Из-под бороды выглядывал амулет – белый, шершавый от соли костяной рыболовный крюк на плотной бечевке, несколькими витками обмотанной вокруг шеи. Великолепное в своей безыскусности королевское ожерелье.
Голые руки, жилистые