ещё? Наверняка получше найду.
От собственных мыслей я криво улыбнулся и вспомнил слова Владмара. Наверное, уличные дети казались ему такими же симпатичными попискивающими мохнатыми комочками, пока ещё не открывшими глаза, чтобы увидеть и понять, какой дерьмовый мир их окружает. И это было смешно. Ведь высшие вампиры, пусть и не обладали способностью использовать магию, являлись идеальными служителями смерти. Их создание требовало истинного искусства, так как итог оказывался физически совершенен. Изумительные убийцы! Они умели убивать, как никто иной. Они любили убивать, как никто иной. Опьяняющая кровь и угасание жизни в глазах жертв были их пищей. И я восхищался ими, ибо и сам умел убивать да и убивал… Предвестник Тьмы. Не зря меня так прозвали. Сколько миров познало мои отточенные умения в причинении боли?
Казалось бы, всё ясно.
Но кем мы были на самом деле, если порой никак не могли поступать так, как нам поступать было предопределено самой судьбой? А, Владмар?
В голове сами собой зазвучали строки.
Бывает, чуткий человек
Не даст тебе кров и ночлег.
Бывает, кто добром воспет,
Вдруг строчит на тебя навет.
Бывает, истинный святой
Продаст тебя за золотой.
Бывает, бог, несущий свет,
В спину вонзит тебе стилет.
А тот, кто зол и бессердечен,
Порой на редкость человечен.
По окончании строф в висках что-то запульсировало. Я помотал головой из стороны в сторону, словно хотел смахнуть наваждение. И вдруг оказалось, что оно действительно существует. Не мнимое, а настоящее. Мне вспомнилось, что не просто так я шёл в замок. Что вампир мог запросто солгать о некромаге, чтобы пустить меня по ложному следу. Ложь являлась неотъемлемой частью бытия людей, а Владмар некогда был человеком. Мне вспомнилось то, каким я был, и насколько мне было просто в те дни, пока я не размяк душой.
Сам не ожидал этого. Но мои пальцы резко сжались на шкирке одного из щенков. Его мать тут же ощерила пасть, и я воткнул серебряное шило в её оставшийся целым глаз. Острый инструмент проткнул мозг, и собака быстро затихла. Детёныши продолжили ползать возле её брюха. Я отпустил схваченного заскулившего щенка и мягко подтолкнул его к одному из набухших сосков. Тот принялся жадно сосать пока ещё тёплое молоко, не зная, насколько бессмысленны были его инстинкты выжить и вырасти. Я хмыкнул. Скорее с сочувствием, чем с насмешкой. А затем приступил к зарисовке магической символики и письменам. Лучей у основного контура фигуры я создал четыре – как раз по количеству щенков.
На миг мои мысли перешли от воспоминаний к настоящему. Тогда ли? В том ли закоулке я осознал, что отныне не могу ожидать уважения ни от кого и никогда?
Для Света я совершал слишком много зла. А для Тьмы в моём сердце жило слишком много стремлений к добру.
Тогда ли я окончательно понял, что стоит мне потерять Элдри, как меня поглотит собственное одиночество? Она единственная во всех мирах любила меня так, как мне было