прямо указать, что тот бездарен
и попусту расходует чернила
не стала – легче притворяться в баре.
21.
Группа поддержки выделяла вечер,
пытаясь подбодрить Артема делом;
Марина понимала их всецело, –
«Пусть радуется, раз заняться нечем.
Не всем дано решать вопросы зрело,
ответственность взвалить на свои плечи.
Он инфантилен и мягкосердечен,
недостижимые поставив цели».
Олег нередко говорил, что: «Мелко.
Для старта не подходит однозначно:
им интересней, что в своей тарелке,
а ты признания ждешь, как подачки.
Здесь публика студенты и подделки –
бессмысленно испытывать удачу».
22.
Он знал, что прав, но не сказать публично
друзья давно негласно понимали
уже нельзя. «Винить в своем провале
себя осталось только, что цинично», –
никто и не планировал скандалить,
но к разуму воззвать старались лично:
мягко, намеками, вполне тактично
пугали предсказанием в финале
краха надежд и мечт, сиречь провала.
Артем давно таил на всех обиду:
«Советов много – только толку мало.
Гораздо проще справить панихиду
и рассказать о том, что помешало
самим себе, но не подать и виду».
23.
Их было пятеро: Марсель, Марина,
Олег, помолвленные Леша с Машей.
Первый ушел в какие–то продажи,
был в образе успешного мужчины.
Олег был журналистом: репортажи,
пускал под нож; а пара – семьянины,
друг друга звали "моя половина",
детей хотели, домик строить даже.
Не то что ладили между собою –
развития наметили похожий
путь для себя. «Мы в поиске покоя –
прошла пора гуляний и дебошей.
Нам хочется сейчас совсем другого», –
обычно говорил о жизни Леша.
24.
«Зачем они тогда всегда приходят?
Попытки быть хорошими друзьями?
У каждого есть молоток с гвоздями –
заколотить, когда мечту угробят.
Давно, итак, на дно неплохо тянет.
Ну не хочу на офисной работе
сгореть дотла. Уж лучше жить в блокноте
и подбирать венки из сочетаний,
чем делать вид что очень интересно,
когда тебе плевать и быть спокойным.
Да улыбаться ласково, но пресно,
считая, что давно уже покойник
сидит и портит своим видом кресло,
без ремесла считали, чтоб достойным».
25.
Со сцены кто–то плагиатил Блока,
наивные слова искали отклик;
настолько близко, что почти апокриф –
девятый вал любви, слепого рока.
Глаза, увы, от этих строк не мокли.
Затем другой с листа промямлил хокку –
неясное влечение к востоку
не помогло, звучало крайне блёкло.
«Пора