преподобный Крейн, – смирился со своей участью Бедуин.
– И смотри там, чтобы без шуток и выкрутасов, – предупредил Красавчег.
Больше нам нечего делать за столиком. Да и Стеклышко начал нервничать, мерцал, то становился абсолютно прозрачным, то набирал плотность, цвет и объем. Ещё чего протрезвеет окончательно, а у трезвого Димона прескверный характер: ворчит постоянно и занудничает, словно старый дед. И ведь что самое неприятное, собака, всех нас переживёт. Он когда становится стеклянным – молодеет. Так что либо от него всё спиртное прятать да на сухой паек сажать, либо запереть где-нибудь в тюремном подвале до самой старости, чтобы ни капли в рот не попало. Первый способ пробовали, только Димон быстро это непотребство прекратил. Когда друзья-товарищи за ним перестали наблюдать, добрался до бутылки и омолодился. Так что теперь только пожизненное осталось. Но пока терпим и жалеем.
Вернувшись к барной стойке, Красавчег стукнул рюмкой и попросил счёт. Я попытался дотянуться до бумажника, но Ник настоял на том, что за всё заплатит сам.
– Куда мы теперь? – спросил он.
– Надо бы проверить место преступления. Может, остались какие-то следы. Завтра у нас будет новый ишибаши, но за старого надо отплатить, а то и новый долго не проживет, подбрось и выбрось, – предложил я.
– Верно говоришь, – согласился Ник.
– Где Дэнни голову оторвали?
– В районе Вилки. Тут недалеко.
– Я знаю. Пешком пройдёмся.
Мы покинули «Зажигалку». Зелёный добавил градуса и уже пытал взявшимися из воздуха тугими лианами какого-то бедолагу.
– А ты Усатого хорошо знал? – неожиданно спросил меня Ник.
Мы уже находились в двух шагах от Вилки. Так назывался район, где Петровский проспект (одно только название, жалкая грязная улочка) раздваивался и обтекал двухэтажное здание. На первом этаже находился супермаркет «Вилка», где даже ночью, несмотря на запрет властей, можно было купить любое спиртное, второй этаж занимал известный всем бордель «По-пластунски», замаскированный под оружейный магазин. Официально бордельная деятельность была запрещена в городе. Общие законы распространялись и на Большой Исток. Поэтому приходилось маскироваться, чтобы проверяющие комиссии, не знакомые с нашей топонимикой, ничего не заподозрили. А так мы всегда живем по своим внутренним законам.
– По работе часто приходилось общаться. Он приходил ко мне, – задумчиво произнес я, вспоминая Дэнни.
Иллюстрация к рассказу Макса Олина
Усатого привел три года назад Бедуин, когда прежний ишибаши умер от старости. Ему было сорок четыре года. Что поделать, ишибаши в Большом Истоке долго не живут. Дэнни тогда был совсем молодым пареньком, и тридцати ещё не было. Усов он тогда не носил. На свободе бродяжничал и подрабатывал разнорабочим, где что прикажут. Мы предложили ему отличный контракт. Если прослужит десять лет на районе и не умрёт от старости, то выйдёт на свободу богатым человеком. Впрочем, кое о чём мы умолчали. Мало