металлов, которые и обеспечивал цех.
За период войны цех дал тысячи тонн металла, за что я была награждена орденами.
Отдыхать приходилось очень мало, для сна оставалось три-четыре часа в сутки, выходных дней не было. Мне казалось, что когда закончится война, я буду спать сутками.
Работали мы очень много, не щадя ни себя, ни семьи. Завод полностью обеспечивал армию, авиацию всем, что от него требовалось. О личной жизни и семье некогда было думать. Дома дети понимали, что происходит, были неприхотливы, некапризны. Рады были каждому кусочку хлеба, который приходился на их долю. Днем мне не удавалось видеть детей, видела их только спящими.
Так продолжалось до девятого мая сорок пятого года.
Известие о Победе застало нас на работе. Все радовались, целовались, как-то спало напряжение, которое сопутствовало все годы войны.
Начали приходить в себя. Я по-прежнему работала начальником цеха. От дедушки никаких вестей не было. В сорок восьмом году уехал в командировку главный металлург завода Каминский Виктор Иванович и меня назначили и.о. главного металлурга завода.
Вечером в один из дней мне подали конверт из серой бумаги, склеенный хлебом, в котором находилось письмо от дедушки. Он был жив. Узнал он о нас через свою племянницу, Иру Загайтову.
Он писал в Запорожье, никто ему не ответил. Писал он и в Белыничи, где до войны жили его родители.
Но Ира, приехав в Белыничи, нашла в сельсовете его письмо, разыскала нас и сообщила ему, что я с заводом нахожусь Омске.
И вот в моих руках после стольких лет полной неизвестности его письмо.
Немедленно я дала телеграмму – « чем могу помочь». Он попросил денег на дорогу выслать. Я десять лет не была в отпуске. Компенсировала отпуск за два года и выслала ему две тысячи рублей на адрес до востребования, который он мне указал.
Но выехать ему оказалось не просто. С трудом купив билеты, он пришел в бухту Нагаево для посадки, но не успел дойти до берега, как раздался взрыв на пароходе, где находился аммонал. Пароход взорвался, рядом с ним загорелись еще два парохода.
Было много жертв, дедушка был легко ранен.
Он снова вернулся в Магадан и только в марте сорок восьмого приехал в Омск.
Поздно ночью был сильный буран, когда раздался стук в дверь, и вошел дедушка после десяти лет отсутствия.
В доме был твой дядя Яша, ему уже было девятнадцать. Твоей маме тринадцать.
И только тогда появился их отец…
Но с его возвращением наши муки не кончились. Он освободился два года назад, но не мог вернуться, а когда возвратился, в его документах стояла отметка «39», т.е. он не имел права на жительство в тридцати девяти городах Союза, в том числе и в Омске, где жила его семья.
Осужденные по пятьдесят восьмой статье за всякие надуманные «политические преступления», прошедшие тюрьмы и лагеря Колымы и Дальстроя, после освобождения лишались семьи и дома.
В то время, то есть в марте сорок восьмого года директором нашего завода был Борисов Иван Тимофеевич,