прямо над ними небо раскололось от страшного удара молнии. И это были только первые залпы жестокой битвы, которую начали между собой небо и земля. Подобной бури Саймон еще не видывал. Он не забыл, как во время войны вжимался в землю от грохота канонады, подобного щелканью гигантских бичей. Но разразившаяся гроза была страшнее, ибо казалось, что все эти громы и молнии неуправляемы.
Стена содрогалась в такт ударам грома, и, словно два перепуганных зверька, они жались друг к другу, зажмуриваясь при каждой вспышке молнии. Стоявший вокруг непрерывный грохот ничуть не напоминал раскатов обычного грома, скорее можно было представить, будто огромный барабан отбивает какой-то жуткий ритм, от которого стынет кровь и мутится в голове. Женщина спрятала лицо на груди у Саймона, словно там для нее была единственная надежда на спасение в этом агонизирующем мире, и он крепко обхватил ее дрожащее тело.
А гроза все продолжалась. Вспышка молнии и грохот, новая вспышка и снова грохот, и ветер, ветер, ветер, но ни капли дождя!
После очередного мощного разряда Саймон на какое-то время ослеп и оглох – и вдруг все кончилось… Даже ветер выдохся, ослабел, и Трегарт поднял голову.
Воняло паленым мясом, вокруг стены горели кусты. И тишина… Женщина высвободилась из его объятий, но Саймону уже передалась ее уверенность – уверенность, смешанная с торжеством, словно закончилась какая-то игра, которая, к ее вящему удовольствию, завершилась победой.
Саймон напряженно всматривался во тьму, силясь разглядеть, что там внизу с охотниками и собаками. Под стеной белела куча неподвижных тел, неподалеку на тропе лежала лошадь, а на ее шее покоилась рука придавленного всадника.
Женщина тоже придвинулась к краю карниза и жадно смотрела вниз. Не успел Саймон оглянуться, как она уже спустилась со стены, и он, опасаясь внезапного нападения, быстро последовал за ней, но у подножия стены все было спокойно.
От горящих зарослей на них дохнуло теплом, и его спутница с наслаждением протянула руки к огню. Саймон обошел собак, превращенных ударом молнии в обугленное месиво, и приблизился к мертвой лошади, намереваясь забрать оружие всадника, как вдруг увидел, что пальцы, вцепившиеся в гриву лошади, шевелятся.
Охотник был смертельно ранен, но после давешней охоты на болоте Трегарт не испытывал к нему никакой жалости. Но и оставить без помощи человека, попавшего в такую ловушку, он тоже не мог. Саймон с трудом приподнял мертвую лошадь и выволок из-под нее искалеченного человека поближе к огню, чтобы получше его рассмотреть.
В искаженном, залитом кровью лице раненого не было признаков жизни, но раздавленная грудь все еще вздымалась, и он непрерывно стонал. Саймон затруднялся отнести этого человека к какой-либо известной ему расе, разглядывая коротко остриженные серебристые волосы, орлиный нос и широкие скулы – сочетание довольно необычное. Ему почему-то подумалось, что охотник еще молод, хотя перекошенное от боли лицо трудно было назвать юным. На ремне, перекинутом