воды, Егор снова вышел из кухни и, не глядя, побрел вглубь квартиры, очнувшись, лишь когда пальцы машинально сомкнулись на ручке двери, ведущей в комнату БабНади. Еще несколько секунд внутренней борьбы, ручка повернулась, и негромкий щелчок замка впустил его в тихую осиротевшую спальню.
Последний раз он здесь был, кажется, пару дней назад – заходил за забытыми на столике очками по просьбе БабНади. Тут все было, как обычно. Старая крепкая кровать с мягким матрасом – сколько ночей он провел здесь в детстве, засыпая под бабушкины сказки! – полки с любимыми книгами БабНади, трюмо с разноцветными баночками и флакончиками, небольшой иконостас в углу. Стопка книг на тумбочке под иконостасом чуть покосилась, словно кто-то недавно вытаскивал что-то из середины. Впрочем, не удивительно – БабНадя всегда начинала и заканчивала свой день молитвой. Да-да, именно так – всегда! Мать рассказывала как-то Егору, что его отец, зять Надежды Сергеевны, поначалу очень сильно недоумевал – как это его теща, уважаемый профессор кафедры культурологии, при всей своей рациональности может быть такой верующей женщиной? А она вот могла. В БабНаде удивительным образом сочетались глубокая набожность и живость характера, вера в сверхъестественное и здравый смысл. В конце концов, по словам матери, убедившись, что никто его в церковь насильно тащить не собирается, отец Егора успокоился и пришел к выводу, что у тещи это что-то вроде профессиональной деформации. Невозможно, видимо, годами изучать всевозможные культуры и религии и в итоге не углубиться ни в одну из них.
Егор рассеянно усмехнулся, вспоминая все это. Потом аккуратно поправил неровную стопку, бережно касаясь пальцами потертых книжных корешков. Помнится, раньше БабНадя и его пыталась научить молиться, но Егор, выучив только «Отче Наш» и еще пару недлинных молитв, решил, что с него достаточно.
Тихо вздохнув, он еще раз медленно прошелся по комнате и присел на кровать, машинально скользя взглядом по стенам уютной спальни.
Фотографии… Много. Разных. Все в красивых рамках – одни в фигурных пластиковых, другие в резных деревянных. Фотографии занимали почти целую стену, и на всех были только они четверо – БабНадя, родители и сам Егор. Самый старый снимок был примерно двадцатилетней давности, его ровесник, более ранних фото не было ни одного. Егор помнил, как однажды спросил БабНадю, почему она так любит снимки именно этого периода, на что та с улыбкой ответила:
– Потому что на них – все самое драгоценное для меня.
Сердце снова болезненно сжалось в груди…
Взгляд упал на трюмо, зацепившись за белый прямоугольник, выделяющийся на темной полировке столика. Конверт? Да, похоже, простой почтовый конверт без адреса. Интересно, кому БабНадя решила написать бумажное письмо? Он ведь знал, что высоко она ценит преимущества электронной почты… то есть, ценила.
Егор медленно взял конверт, тот еще не был заклеен, и аккуратно достал сложенный вдвое листок.
«Дорогой Егор!»
На мгновение сердце сбилось с ритма, и дыхание перехватило. Письмо – ему?! Егор впился взглядом в ажурные черные строчки, не веря своим