гиду, пусть скажет, – флегматично предлагает этот зануда.
– Я не знаю его номера, но он точно здесь, в зале прибытия, встречает меня, – говорю как можно спокойнее, хотя ощущаю, что начинаю закипать.
– Если он в зале прибытия, пусть подойдет сюда, – советует инспектор и, следуя только ему ведомой логике, добавляет: – Позвоните ему.
– Но у меня же нет его телефона, – вежливо повторяю я, чувствуя, что наш в высшей степени непродуктивный диалог доведет меня до истерики.
Я уже собирался броситься перед непробиваемым индийцем на колени, умоляя поверить мне на слово, как вдруг у металлической стойки, за которой маячила вожделенная свобода, увидел знакомое лицо: это был Ашатаев собственной персоной!
Он быстро подошел к инспектору и, указав на меня рукой, сказал несколько слов на хинди. Тот лениво кивнул в ответ, украсил мой паспорт штампом и небрежным жестом отпустил на все четыре стороны.
– Спасибо тебе, о избавитель! – с чувством воскликнул я, не веря, что все позади. – Как ты догадался, что меня нужно спасать из лап этих истуканов? Если бы не ты, я бы здесь точно застрял до утра!
– Не знаю, как догадался, – пожал плечами Абармид, указывая путь к эскалатору. – Меня будто током ударило: нужно бежать к иммиграционным стойкам. Зачем – не знаю, но нужно. Когда тебя накрывает информация, надо действовать. Любой шаман так поступает.
Встав на бегущую лестницу, мы поплыли вверх. Ашатаев стоял ступенькой выше, и я успел его разглядеть с головы до пят. Это был коренастый мужчина, лет пятидесяти на вид, но одному богу известно, сколько ему исполнилось на самом деле. Я давно убедился, что возраст магов и целителей почти невозможно определить по внешности, и отсутствие седых волос на голове моего гида еще ни о чем не говорило.
Одежда его отличалась крайней простотой: поверх коричневых мешковатых штанов болталась традиционная индийская рубашка из ярко-оранжевой ткани, на ногах были сланцы. На принадлежность к шаманизму указывал лишь амулет, состоявший из двух блестящих пластин: из-под золотого диска выглядывал серебряный, побольше размером; пластины были сцеплены черным шнуром, висящим на шее.
По мере того как мы поднимались выше, глазам все больше открывалось пространство верхнего помещения – и наконец я увидел его целиком. Одну стену усеивали плоские «бусины» из полупрозрачного янтаря – каждая была, наверное, полметра в диаметре. Поверх этой россыпи драгоценных камней красовались объемные изображений ладоней величиной в человеческий рост. Пальцы исполинских рук, сделанных из матового серебра, были сложены в какие-то хитроумные комбинации и напоминали танцевальные движения из индийских фильмов моего детства.
– Что это? – воскликнул я, впечатленный размерами «панно» в зале аэропорта.
– Это мудры8, – отозвался Абармид само собой разумеющимся тоном.
– Правда? – Я сконфуженно почесал голову. – А что такое «мудры»?
– Вон иди почитай, – предложил Абармид, указывая на