службах такси телефон Артёма Павловича внесли в чёрный список и все таксисты, кроме дяди Феди, отказывались везти Оптимистова.
А дядя Федя был глух на правое ухо, и ему рассказы о труде созидательном даже нравились. Большую часть сказанного дядя Федя не понимал и был уверен, что его хвалят за то, что у него такая хорошая семёрка семидесятого года и он такой хороший седой водитель со стажем шестьдесят лет.
И однажды Артём Павлович, который любил дачу и картошку на ней, но не любил выкапывать её, стал рассказывать дяде Феде о созидательном труде на даче, хорошем урожае и о том, что хороший урожай вознаграждается ужином и даже шашлыками. И дядя Федя как-то незаметно согласился на ужин с шашлыками после созидательного труда. А он, хотя был стар и глух, всё ещё мог носить мешки с картошкой, копать, и даже семёрка у него была, на которой Артём Павлович увёз бы урожай в свой гараж, потому что на своём лексусе картошку возить некрасиво, глупо и самой природе лексуса противно.
В пятницу на той же неделе заехал дядя Федя за Артёмом Павловичем, женой его и дочкой в нарядных дачных платьях и новых сандалях.
Женщины сопротивлялись, не хотели по ухабам трястись в автопроме, а Оптимистов им говорит:
– Если лексус дядя Федя увидит, сами будете картошку копать и носить. А так он подумает, какие мы бедные, несчастные и как любим созидательный труд, что увезёт в гараж нам картошечку, а мы её потом на маслице пожарим и с компотом вкусно поужинаем. К тому же на шашлык потратился, а значит на бензин денежек не осталось.
Артём Павлович привык так в редакции говорить, когда зарплату выдавал и премию начислял. Только шашлык менял на шоколадки сотрудникам. Однажды Гена Шоколовский, зам. редактора, сказал Оптимистову:
– А ты нам шоколадки не покупай, а лучше премию дай в полном объёме.
Заулыбался Артём Павлович и дал Гене шоколадку. Маленькую такую "Алёнку". И премию тоже дал. И тоже маленькую такую. На ту самую "Алёнку" и хватит.
Жена с дочкой Оптимистова знали, чем бунт на корабле заканчивается, и решили не спорить.
Сели они в семёрку, едут и на кочках подпрыгивают. И чем дольше и больше подпрыгивают и едут, тем всё меньше и меньше жареной картошки хочется им.
В середине поездки дочка Оптимистова и говорит:
– А я вообще картошку не люблю. Ни жареную, ни варёную, ни с мясом, ни с грибами, ни с пончиками.
А жена Оптимистова спрашивает:
– Когда это ты картошку с пончиками ела?
– Да всю жизнь ем. Пирожки называются.
– С картошкой?
– С картошкой – пирожки. А без картошки – пончики. Без картошки вообще всё – пончики. И без мяса тоже.
– И без капусты, – добавил радостный Артём Павлович.
А дочь на него посмотрела так нехорошо, что будь Оптимистов немного догадливей, понял бы, что ей что-то не понравилось, но вместо того, чтобы понимать и догадываться, он подсел поближе к дяде Феде и снова стал ему про созидательный труд рассказывать и на шашлык намекать после труда созидательного.
А дядя Федя головой своей седой всё кивал и кивал и делал вид, что слышит отлично, что ему рассказывают, и на кочках подпрыгивал.
А когда приехали, Оптимистов побежал за лопатой сразу и дяде Феде с речью задушевной о труде вручил её. Дядя Федя лопату взял, посмотрел на дочь Артёма Павловича надутую и жену его с лицом от кочек и воспоминаний о пончиках без картошки перекошенном и говорит:
– А пойдёмте в баню.
Лопату бросил и широкими шагами побежал дрова рубить и баню топить.
Оптимистов разволновался, засуетился, ногами засеменил.
– Какую баню? – говорит. – А как же труд созидательный?
А дядя Федя не слышит ничего, а только дрова рубит и в баню их относит. А там уже печка натоплена и веники в тазиках от жары млеют.
Артём Павлович бегает вокруг дяди Феди и причитает:
– Как в баню? Как в баню-то пойдём?
– Голышом, – отвечает дядя Федя.
Оптимистов посмотрел на своих жену с дочерью и совсем ему плохо стало:
– С кем ты, дядя Федя, голышом в баню собрался? С женой моей и дочерью, что ли?
Дядя Федя задумался, почесал затылок поленом и говорит:
– Правильно говоришь. С женой твоей и дочерью. Голышом в баню пойдём. А ты пока выкопай картошку и шашлыки приготовь. А шашлык сначала газированной водой залей, чтобы мягче был, а потом газировку сольёшь и майонезом замаринуешь.
Рассердился Оптимистов и как закричит:
– Вон с моего огорода! Без тебя как-нибудь картошку выкопаю и шашлыки съём.
Дядя Федя бросил печь топить, топор бросил, дрова тоже бросил, отряхнул руки и в свою семёрку пошёл.
Идёт дядя Федя, а Оптимистов ему вдогонку кричит:
– Не умеешь труд созидательный ценить, не берись!
И прочие гадости кричит и кричит ему сгоряча.
А жена Артёма Павловича слушала,