безобразие, что, проработав целый день, мы не можем спокойно проспать ночь! – жаловался я после ужина.
– Но неужели со стороны слепого нам угрожает опасность? – спросила она.
– Я никогда не смогу доверять ему, – возразил я, – и тем более теперь, когда он слеп. Его беспомощность озлобляет его еще больше. Я знаю, что я завтра сделаю прежде всего: я выброшу легкий якорь подальше от берега и подтяну к нему шхуну. И каждый вечер, когда мы будем возвращаться в лодке на берег, Вольф Ларсен будет оставаться на борту пленником. Итак, мы последнюю ночь стоим на вахте.
Утром мы поднялись рано, и, когда заканчивали завтрак, уже рассвело.
– О Гэмфри! – воскликнула вдруг Мод и перестала есть.
Я взглянул на нее. Она смотрела на «Призрак». Посмотрел тогда и я, но не заметил ничего особенного.
Я вопросительно поглядел на Мод.
– Подъемные стрелы… – дрожащим голосом произнесла она.
О них я совсем забыл. Я посмотрел снова – стрел не было.
– Если он… – свирепо пробормотал я.
Она с сочувствием положила руку мне на плечо и сказала:
– Вам придется начать сначала.
– О, поверьте мне, мой гнев ничем не грозит. Я не мог бы обидеть и мухи, – с горечью улыбнулся я ей. – Хуже всего то, что он это знает. Вы правы. Если он уничтожил стрелы, мне больше ничего не остается, как начать сначала.
– Но теперь я буду стоять на вахте на борту, – сказал я минуту спустя, – и если он еще раз вмешается…
– Но я боюсь оставаться на берегу одна всю ночь, – заметила Мод, когда я несколько пришел в себя. – Насколько лучше было бы, если бы он примирился с нами и помог нам. Нам было бы так удобно жить всем на борту.
– Мы и будем жить там, – уверил я ее, все еще страдая от уничтожения моих драгоценных стрел. – Я хочу сказать, что вы и я будем жить на борту, независимо от того, как на это посмотрит Вольф Ларсен.
– Какое ребячество, – рассмеялся я вслед за тем, – с его стороны – делать такие вещи, а с моей – сердиться на него за это.
Но сердце у меня заныло, когда мы взобрались на борт и увидели учиненный Вольфом Ларсеном разгром. Стрелы исчезли бесследно. Оттяжки справа и слева были перерезаны. Протянутые мною веревки были разрезаны на куски. Он знал, что я не сумею сплеснить их. Внезапное подозрение вспыхнуло в моем мозгу. Я бросился к вороту. Он не действовал. Вольф Ларсен испортил его. Мы в отчаянии взглянули друг на друга. Потом я подбежал к борту. Распутанные мною мачты, реи и гафели исчезли. Он нащупал удерживавшие их веревки и пустил их в море.
Слезы стояли на глазах у Мод, и я уверен, что это были слезы огорчения за меня. Я и сам готов был плакать. Во что обратилась наша мечта оснастить «Призрак»! Вольф Ларсен хорошо поработал! Я сел на комингсы люка и в отчаянии подпер голову руками.
– Он заслуживает смерти, – вскричал я, – но, да простит мне Бог, я не могу быть его палачом!
Мод подошла ко мне, провела рукой по моим волосам, словно успокаивая ребенка, и сказала:
– Ну, ну, все