Там лезвие бритвы: такое маленькое, но такое острое. Я стягиваю джинсы и прижимаю бритву к внутренней стороне бедра, ближе к белью, вдавливаю его в кожу до тех пор, пока не идет кровь. Бордовая кровь на фоне бледной кожи. Это не такой уж большой разрез; я делала и побольше. Но боль фокусируется в одной точке, там, где металл пронзает кожу, и на мгновение кроме этого ничего не существует.
Дышать становится немного легче. Может, я сделаю еще один…
В дверь стучат. Я роняю лезвие и быстро натягиваю джинсы.
– Кто там? – спрашиваю я.
– Это я, – отвечает Джулс, открывая дверь прежде, чем я разрешаю ей войти – это так в стиле Джулс. Слава богу, что я реагирую молниеносно. – Нужно посмотреть на тебя в платье подружки невесты. У нас еще есть немного времени перед тем, как приедут Чарли с Ханной. Джонно забыл свой чертов костюм, так что я хочу убедиться, что хотя бы кто-то из ближнего круга будет выглядеть подобающе.
– Я уже его мерила, – отмахиваюсь я. – Оно хорошо сидит.
Ложь. Понятия не имею, подходит оно мне или нет. Я должна была прийти в магазин, чтобы его померить. Но я находила отговорки каждый раз, когда Джулс пыталась меня туда затащить: в конце концов она сдалась и купила платье сама, но с условием, что я сразу же его померю и скажу, в пору ли оно. Я сказала, что все хорошо, но не смогла заставить себя его надеть. Оно так и лежит в большой вычурной коробке с того момента, как Джулс его привезла.
– Ты-то, может, и померила, – говорит Джулс. – Но я хочу посмотреть. – Внезапно она мне улыбается, будто вспомнила, что так принято. – Можем пойти в нашу спальню, если хочешь, – она произносит это таким тоном, будто это какая-то немыслимая привилегия.
– Нет, спасибо, – отвечаю. – Я лучше останусь здесь…
– Пошли, – настаивает она. – У нас там большое зеркало.
Тогда я понимаю, что выбора у меня нет. Иду к шкафу и достаю большую сине-зеленую коробку. Джулс поджимает губы. Я знаю, ее бесит то, что я еще не повесила платье.
Когда я росла с Джулс, мне иногда казалось, что у меня две мамы, или одна, но такая же, как у всех остальных – властная, строгая и так далее. Сама-то мама такой никогда не была, в отличие от Джулс.
Я следую за ней в спальню. Несмотря на то, что Джулс ужасно чистоплотная, даже несмотря на то, что окно открыто, чтобы проветрить комнату, здесь пахнет телами, мужским лосьоном после бритья и, думаю (не хочу думать), сексом. Мне кажется неправильным находиться здесь, в их личном пространстве.
Джулс закрывает дверь и поворачивается ко мне, скрестив руки на груди.
– Ну давай, – подгоняет она.
Кажется, что выбора у меня все равно нет. Джулс умеет внушить это чувство неизбежности. Я раздеваюсь до белья, крепко сжав ноги на тот случай, если на внутренней стороне бедра все еще идет кровь. Если Джулс увидит, совру и скажу, что у меня месячные. На коже выступают мурашки от легкого ветерка из окна. Я чувствую, как она на меня смотрит; мне бы хотелось, чтобы она оставила меня одну.
– Ты похудела, – критически замечает она. В ее тоне слышится