раз он поклялся себе не поддаться.
Хотя его кожа утратила чувствительность, он все же ощущал покалывание от ее присутствия. Где-то в глубине своего страха он просто хотел, чтобы это закончилось, чтобы она грубо и жестоко разжала ему челюсть и влила очередные капли, которые разъедят ему горло. Но смысл был в другом. Страх играл важнейшую роль в наказании. А это было именно наказание. И он полагал, что знал, за что. Где-то в тумане что-то всплывало. Проказы мальчика-подростка. Он проанализировал всю свою жизнь до тех времен, которые только мог вспомнить, пытаясь отыскать что-то, что могло бы оправдать такую жестокость. Должно быть, это оно. Игра, которая однажды зашла слишком далеко.
Он почувствовал, как она наклонилась над ним, и вздрогнул. Даже сквозь непроглядную тьму он ощутил ее улыбку. Вливай свой проклятый яд, пусть это закончится! Из глубины живота вырвался стон и превратился в едва слышное шипение, он открыл рот. Боль уже была в его голове, волна захлестнула все его тело и превзошла то, что мог поглотить мозг. Но в горло никаких капель не попало, и скоро он заметил, что запах вдруг утратил отчетливость. Он все еще висел в воздухе, но было понятно, что она вышла из комнаты.
Ждать больше нельзя. Он аккуратно вытянул руки из-под одеяла и нащупал давным-давно припрятанный предмет. Коктейльная соломинка. К большой радости Йориль, он согласился выпить немного супа, однако на самом деле хотел только завладеть соломинкой. Пару раз она сидела рядом с ним, но на третий ему повезло. Она положила поднос с обедом ему на колени, и, когда ее срочно вызвали в коридор, ему наконец удалось умыкнуть соломинку. И сейчас он вытащил ее из штанов. Подождал, пока звуки в коридоре утихнут, перекатился на бок. Осторожно упал на пол. Казалось, что на его тело натянута кожа мальчика, но, зная, каковы ставки в этой игре, он заставил себя подняться. Держась за кровать, он досчитал до десяти. Боль приливала волнами, но он не обращал на нее внимания, и она утихла. К счастью, пламя не добралось до стоп, и он хорошо чувствовал, куда наступает. Сетчатка была оплавлена огнем, но изображение комнаты было загружено в его левое полушарие мозга. Ему понадобилось несколько дней, чтобы составить общее представление, а потом он лишь добавлял детали, так что сейчас видел комнату перед собой достаточно точно. Он шел маленькими шажками, чувствовал, как натягивается кожа на бедрах и пояснице. Спина – в меньшей степени поврежденная огнем – была мокрая от пота. Он двинулся к стене и через несколько шагов коснулся двери. Он открыл ее плечом и едва смог удержаться на ногах, шагнув в коридор. Единственным звуком было легкое бурчание, по всей видимости, холодильника. Хотя его шажки были не больше мышиных, он просчитал, что до компьютера идти не дальше трех метров, и двинулся вперед. Поднял правую руку так высоко, как только мог, пусть и всего на середину тела, но этого оказалось достаточно, чтобы дотронуться до стола. Держась одной рукой за спинку стула, он попытался согнуть колени. Обожженная кожа натягивалась и саднила, и ему пришлось плюхнуться на стул.
От