раненого беглеца и его жену, дал им лошадей. С именем Господа на устах они продолжили путь. И к великой радости, утром следующего дня встретились в пустыне с Хусейном и Сарай Мульк. Женщины не ожидали увидеть живыми друг друга. И Тимуру с Хусейном пришлось ждать, когда они наплачутся вволю. Вчетвером они продолжали путь вместе. Но еда и вода закончились. А дорога – нет. Сейчас они были легкой добычей. И домой им был путь заказан.
В местности Махмудий, к востоку от Мерва, израненные, изможденные, они попросились к местному аристократу – Али-беку. Но тут их ожидала новая засада. Дав им еды, хозяин долго смотрел на своих гостей, жадно евших, а затем скомандовал своим людям:
– Взять их!
Целая орава бойцов набросилась на них, только ждали приказа. Тимур и Хусейн даже не успели оглянуться, как оказались связанными по руками и ногам. Связали и жен двух эмиров. Всех бросили друг к другу.
– Недостойно так поступать с женщинами, – сказал Тимур.
– Поучи меня, чужеземец, – ответил Али-бек.
Хусейн готов был взорваться и погубить их.
– Молчи, – зная вспыльчивый нрав друга, пробормотал Тимур.
– Я молчу, – процедил тот сквозь зубы. – Молчу…
– Перед тобой внучка великого Чингисхана, – кивнул Тимур на Сарай Мульк. – Развяжи хотя бы ее.
Жена Хусейна благодарно взглянула на него, но вслух гордо сказала:
– Я разделю участь своего мужа.
– Видишь, эмир Тимур? – усмехнулся Али-бек. – Она сама хочет в темницу. – И тотчас переменился в лице. – Ваш Чингисхан, будь проклято его имя, мне не указ. Я – туркмен.
Он и впрямь оказался туркменом и поэтому ненавидел тюрков. Али-бек разбил их компанию и посадил Тимура и его жену в один колодец, Хусейна и его супругу – в другой.
Каков был ужас Тимура и особенно его жены, когда они увидели, что пол под ними шевелится. Это были насекомые. В страшном каменном колодце Али-бек пытал своих врагов: выживут – не выживут. Никакие просьбы и посулы не тронули сердце Али-бека. Тимур просил об одном – чтобы его жена избежала этой участи, чтобы ее вытащили наверх. Просил во имя Аллаха. Умолял. Ответ был: нет! Живность было не перетоптать – она облепила все стены глубокого колодца. День тянулся за днем, по ним, ослабевшим, ползали кровососущие насекомые, дождавшиеся очередного пира; еды и питья почти не давали. И была темнота. Только днем они видели высокое синее окошко над головой, и ночью – осколок звездного неба. Такого притягательного, вожделенного и такого недосягаемого…
– Мы тут умрем, – на пятый день сказала измученная жаждой, голодом и насекомыми Ульджай Туркан-ага.
Она плакала от отчаяния.
– Аллах всемогущ – он спасет нас, – твердил, как заклинание, Тимур. – Верь в это!
На десятый день его жена, искусанная с ног до головы, с зудящими ранами, потерявшая почти все силы, прошептала:
– Я хочу умереть, Тимур…
Он пытался укрепить ее словами, но тщетно. Больше всего он боялся, что рассудок ее помутится