дающее миллиарды каких то дурацких пикслей, но ведь в них нет души, они никогда не передадут эмоции так как это делали ранее, – он осекся будто вспомнил что-то важное – считайте это стариковским ворчанием, не обращайте внимание.
– ничего, ничего, так значит я буду ждать звонка от вас, – Филипп старался быть крайне вежливым, ему очень хотелось чтобы старьевщик-искусствовед нашел кассеты или того кто мог бы их делать из пленки, он все таки решил перейти на съемку с новой старой техники, а для этого кассет понадобится много.
Зайдя домой, он все никак не мог отделаться от навязчивой идеи нового формата своих работ, в голове виделись разного рода сцены неожиданных и постановочных снимков. На кухне он включил чайник и посмотрел в окно, в это время каждый вечер после заката, в свете фонаря, направленного на ее окно, что освещал словно днем прекрасная соседка из дома напротив пила свой напиток, вероятно в бокале было вино, но как изящно она держала его, в ней и правда была природная грация, так завораживающе манящая молодого специалиста министерства культуры.
В нетерпении и в предвкушении идеальных, по его мнению фотографий, он решил снять из окна, ту самую нимфу, что каждое утро пьет кофе в откровенном белье, позы в которых она эта делала, годились бы для картин Монэ или Сомова. Она идеально подходила для портретной съемки. Конечно, он снимал ее уже на свой зеркальный фотоаппарат много раз и во всех ракурсах, но предложить ей какую либо фотосессию он не решался. Однако черно-белые снимки, сделанные именно этим аппаратом нравились ему более всего, миг, запечатленный такими приборами казался самым реальным, вырванным из этого мира и сохраненным на века. Достав свой штатив, стоявший одиноко в углу, он установил его напротив окна, где неспешно попивала свой бокал прекрасная соседка, яркий свет позволял предположить, что она не видит его, хотя это было не важно для него, Филипп как одурманенный желал сфотографировать ее во что бы то не стало. Жаль, что сейчас был вечер, но сделать снимок он все решился, надо было опробовать это чудо начала двадцатого века, ждать до утра, когда солнечный свет прольется на землю. Нимфа напротив блеснула зубами, будто заметив фотографа, и спозировала как профессиональная модель, Филипп мысленно нажал на кнопку, и поспешил уйти. Уснуть удалось не сразу, мысли путались и роем носились в голове, после того как он достал из ящика фотоаппарат, хотелось побыстрее заняться съемкой, будто какая то сила из вне понуждала и гнала к старинному прибору. Кое-как совладав с возбужденным состоянием, он все же погрузился в сон.
Легкий летний ветер прыгал по веткам старого дуба, качая и наклоняя их то вверх то вниз, наигрывая листьями свою ветреную песню шипящих звуков. Зной, стоявший всю неделю, прошел, и возле этого старого дуба было приятно находиться, не смотря на полуденное солнце. Это был сон. Филипп почему то четко осознавал, что все это не реально, он спит, и стоит под большим старым дубом, где-то на широкой поляне, ствол дуба примерно