и ушел. Второй стоял и прикидывал расстояние между нами. Я оскалился:
– Ну же, щенок! Давай, иди сюда!
Он тоже убрался.
А Хрясь тем временем дрыгался все слабее. Я вытащил его башку из воды – на чуть-чуть, буквально на полвдоха – и пихнул обратно. Потом снова вытащил и снова утопил. И так четыре раза. А потом отпустил и сделал шаг в сторону.
Хрясь рухнул на бок, прямо как был, с ведром на тыкве. Вода разлилась и вымочила его до нитки. Он отчаянно перхал, тело сотрясали конвульсии. Я опустился на колени и забрал у него кинжал. Хряся рвало водой и желчью.
– Имя, – потребовал я, когда он проблевался.
– Отвянь, паскуда, – сплюнул Хрясь.
– Это не имя, – возразил я, встал, уложил его мордой в лужу блевотины и придавил ногой, расплющив по ходу нос.
– Подумай еще.
Хрясь давился и пытался вывернуться из-под пяты. Я убрал ногу.
– Иокладия, – прохрипел он. – Ее зовут Иокладия.
Я поднял бровь. Старинное имя. На панели такое не встретишь.
– Кто такая?
– Не знаю. Атель не сказал.
– Что у них за дела? Это она покупатель?
– Не знаю. Может быть.
– Где ее найти?
Хрясь только помотал головой.
– Ну а рака? – осведомился я. – Ты узнал, где она?
Хрясь пытался встать на карачки. Руки-ноги дрожали, однако он явно приходил в себя.
– Он только сказал… что пришлось обменяться. Вроде как неожиданно.
– И он пустил в ход мою раку?
Хрясь покивал.
Сволочь какая!
– На что он ее обменял?
– А я знаю?!
К нему вернулась злость.
– Говнюк! – зашипел Хрясь, подняв на меня взгляд. – Мелкий говнюк! Ты чего творишь? С тобой братаны за это знаешь что сделают?
В ответ я приставил ему к щеке его же кинжал. Хрясь застыл, глядя на сталь. Острая. Потекла струйка крови, а я и не нажимал.
– Не надо переводить такие дела в личную, так сказать, плоскость, – посоветовал я. – Ты хотел меня нагреть, я не дался. Ничего личного, только дело. И хватит об этом.
Я медленно-медленно отвел кинжал от щеки и приставил к горлу Хряся.
– Но если ты все-таки приплетешь гильдию Живорезов, то это не понравится не только мне, но и Никко. А я уверен, что ты не хочешь огорчить Никко.
При упоминании Никко Хрясь побледнел. Никкодемус Аллудрус славился лютостью, которая особенно проявлялась в тех случаях, когда он считал себя обманутым. Не то чтобы кинуть меня означало кинуть и Никко, но наши интересы иногда совпадали. Не в этот раз, правда. Но я не собирался посвящать Хряся в нюансы.
– Мы пришли к пониманию? – спросил я.
Хрясь кивнул учтиво, насколько мог с кинжалом у горла.
– Ладно.
Я убрал клинок и пошел проведать Ателя, предоставив Хрясю очухиваться.
Мне, может быть, и казалось, что я обошелся с Живорезом излишне сурово, но эта мысль изжила себя при виде того, что осталось от Улыбашки. Когда я уходил, Живорез с подручными занялись ногами Ателя. Теперь передо мной лежал комок живого мяса – искромсанный, изодранный,