я отгрызу тебе все выступающие части тела и проглочу, чтоб не пришил!
– Дорогая, заткнись, пожалуйста. Пожалей обоих. Хватит уже виноватых искать.
В открывшуюся дверь выглянул реаниматолог Денис:
– Заходите и не пугайте её, пожалуйста. Она полностью дезориентирована и ничего не видит, только размытые силуэты. Всё будет хорошо. Главное никаких резких звуков и тем более всхлипываний, Елизавета Николаевна. Тихо и спокойно, пожалуйста.
Лиза первой прошмыгнула в палату. Потом вошли мужчины. Йоле не совсем пришла в себя, вокруг неё хлопотали Денис и медсестра Вера. Её почти не видно из-под простыни. Ленка и так была небольшого росточка, худенькая, очень изящная с густыми шелковистыми пшеничными волосами чуть ниже плеч и просто кукольно-анимэшными огромными изумрудными строгими глазами в обрамлении чёрных длинных и пушистых ресниц. Красавицей по канонам её назвать трудно, но что-то в ней цепляло. Во всяком случае, Вельдена зацепило моментально и на всю жизнь. Кокетничать и стильно одеваться она никогда не умела и не любила, косметикой не пользовалась принципиально. Умная и симпатичная Мышка. Экстерном окончила школу, и едва исполнилось пятнадцать лет, как поступила на первый курс медицинской академии. Заметил её Эрик и влюбился в студотряде. Он уже пошёл в субординатуру и на консервный завод поехал ради развлечения в последний год студенчества, как помощник преподавателей и кураторов младших курсов. Йоле тогда перешла на второй курс. Сейчас ей двадцать пять, а на вид всё те же шестнадцать, даже меньше. Мышка-малышка, всё та же девчонка из своего, правильного и сказочного мирка.
Вельден много страшного и мерзкого видел в своей жизни: изувеченных взрывами людей, плачущих от боли подстреленных домашних животных, детей с оторванными ногами, распухшие трупы истерзанные стервятниками, которые некому хоронить, боль в глазах родителей потерявших своих малышей, останки человеческих тел, заброшенные взрывом на деревья… Но сейчас стало в сто раз страшнее, потому что перед ним лежала его Йолечка. Смотреть на эту девочку было невыносимо больно. Лицо в синяках и ссадинах, разбитые сухие губы, чёрные круги под глазами, руки, лежавшие поверх простыни, казались избитыми ветром тростинками. Пальцы с обломанными до мяса ногтями, кожа в порезах, проколах и ожогах от затушенных об неё сигарет, кроваво-синие следы от верёвок на запястьях. Обо всём остальном невозможно вообще думать без содрогания. Фарфоровая нежная куколка, побывавшая в руках ребёнка-садиста.
Лиза опять захлюпала носом, и Валера вывел её прочь, успокаивая, а у самого голос дрожал. Денис повернулся к Эрику:
– Я не знаю её, но по всей видимости, она много для вас значит. На данный момент мы сделали всё возможное. Потом будем делать невозможное. Пытали девочку зверски, даже мысленно страшно представить, через что она прошла. Я закрою жалюзи и приглушу свет. Её долго держали в темноте, и яркий свет сейчас может причинить сильнейшую боль, вплоть до потери сознания. У вас 10-15 минут. Она слишком слаба. Я буду рядом, за дверью.
Доктор вышел, оставив их в полумраке палаты. Было очень