двух парней, затянул непристойную песню. Ему с одушевлением стали подтягивать все находившиеся здесь хмельные юнцы.
Когда кончилась песня, царевич Иван поднялся и громко сказал:
– Вот кабы мы с вами пошли подо Псков, на Батория… не было бы того стыда, что видим ныне… Всех бы мы перебили! Всех бы в полон взяли!.. Сенька Милославский у меня был бы первым воеводой… Ты, Гришка Масальский, – вторым воеводой… Прости, Господи, меня, грешного, – осуждаю я государя… Все не по-моему идет… Так ли говорю я?!
– Истинно, государь Иван Иванович! Истинно! – закричали полупьяными голосами молодые княжата и боярские дети.
– А теперь выпьем за батюшку-государя! – воскликнул Иван Иванович, наполнив свою большую золотую чарку.
Кто-то крикнул: «Девок! Девок!»
Иван Иванович вскочил, оглядел хмельными глазами всех и строго сказал:
– Не забегайте вперед! Государь я ваш или нет? Лобызайте мою руку!
Все бросились к руке царевича, по очереди прикладываясь к ней.
– Или забыли, как я Ваньке Медведеву голову срубил?!
– Помним, батюшка Иван Иванович, помним, – залепетали юные гуляки в страхе.
– Всех я вас жалую, но всех я вас могу и на плаху свести…
Лицо Ивана Ивановича исказилось злобою, он с силою ударил по столу:
– На колени! Я – ваш государь и владыка!
Вельможные сынки уже привыкли к капризам царевича и знали, что вся эта строгость его сейчас же сменится безудержным весельем.
Но не успел царевич сменить гнев на милость, как дверь в горницу распахнулась и вошел царь Иван Васильевич, сопровождаемый Годуновым и Бельским.
Царевич Иван стоял на подушке кресла во весь рост, а вокруг него ничком по полу распластались юные княжата и боярские сынки.
Несколько минут царь Иван молча осматривал находившихся в горнице молодцов, а затем, обратившись к Годунову и Бельскому, сказал:
– Вот, глядите на боярских ребят! Любуйтесь боярскими сынками, как я вот теперь любуюсь на своего Иванушку… Каковы же плоды получим мы из сего семени?! О князья и бояре! Вникните в сие! Страшусь я судьбы детей своих и ваших. Несчастные! Они хотят победить скуку от сытости и беспечности умножением забав. Не успеют еще вступить в жизнь – и все уже для них истощено. В своей вельможной молодости они уже знают высокомерное отвращение к жизни и людям, они уже не смотрят с любопытством вперед. Сие прилично лишь выжившим из ума старикам. Каких слуг ты себе готовишь, царевич Иван?! – тихо произнес царь, ткнув с отвращением жезлом в сторону лежавших на полу юношей. – Куда ты и себя готовишь, несчастный?!
И обратившись к Бельскому, Иван Васильевич сказал:
– Богдан, вели выпороть их всех бичом на глазах царевича Ивана.
Бельский приказал боярским и княжеским детям встать и следовать за ним. Покачиваясь, щурясь, глупо и растерянно улыбаясь, двинулись юнцы вслед за ним.
Царевич Иван хмуро, исподлобья, следил за тем, как Бельский уводит его товарищей.
– Оставим