бывает.
– Да почему к смерти? – не верил, пугался, борясь с ледяным холодком. – Почему непременно к смерти? Всем известно, что одна дорога ведет к Москве, а другая, к примеру, на Якуцк. Так и ямщик говорит.
– К смерти…
Иван мелко крестил обожженные крепким винцом и постоянным ветерком губы, отворачивался с ненавистью от проклятого спутника. Вот поговори с таким. Чугунный идол, может, каменный. И фамилия соответствующая – господин Чепесюк. По-другому к господину Чепесюку никто никогда не обращался. Наверное, уже в детстве все к нему так обращались – господин Чепесюк. Говорят, сам Усатый, никогда не позволявший офицерам иметь даже подобие какого-либо братства с солдатами, мог тем не менее любого из солдат приобнять, ободрить, подарить ему табаку, а то и собственную глиняную трубку, а вот господин Чепесюк никогда никого не замечал. Хоть толпа окружи его, молчал часами, будто вообще не знал никаких человеческих слов. Сутками мог молчать, неподвижно, как чугунная статуя, взирая на окрестности, будто правда видел там что-то невидимое неподвижным чугунным взглядом. Светлые, по краям уже совсем как инеем подернутые брови сведены, на переносице совсем срослись, глаза как мутное олово, ничего не отражают, а лоб, щеки, все белое, как береста, все лицо густо расписано неровно заросшими сабельными шрамами. С первого взгляда лицо господина Чепесюка походило на лоскутное одеяло. Даже нос был изрублен, – сильно, видать, рассердил когда-то господин Чепесюк неизвестного злодея.
Думный дьяк Матвеев, отправляя обоз, так сказал Ивану:
– Как далеко идете, о том знают только два человека – ты и господин Чепесюк. А об истинной цели пути – один только господин Чепесюк. Даже Сенат, Ванюша, голубчик, не знает того, что доверено государем господину Чепесюку. У него бумаги… – Матвеев оглянулся через плечо, будто боялся, что его подслушают. – У него такие бумаги, каких ни у кого нет. Ему, Ванюша, голубчик, воеводы и губернаторы не указ, он любому приказать может. Имеет личное секретное предписание от государя.
Усмехнулся:
– Говорят, господин Чепесюк и раньше не просто так махал сабелькой, а помогал государю чем-то важным, чем-то таким, о чем государь не забывает и в крепком сне. Впрочем, тебе, Ванюша, голубчик, знать о том вовсе не надобно. Ты всегда помни главное: пока жив господин Чепесюк, ты, наверное, тоже будешь жив. А один – пропадешь. Отстанешь по дороге – никто тебя не спасет и спасать не будет, сам погибнешь в лесу. Вздумаешь сбежать – от господина Чепесюка не сбежишь. Я просил господина Чепесюка внимательно следить за тобой. Не дай тебе Бог, Ванюша, голубчик, перечить в чем господину Чепесюку. Вы оба с ним теперь начальные люди, но ты, Ванюша, голубчик, будь все же благоразумен: все, что скажет господин Чепесюк, выполняй незамедлительно.
– А скажет – убить кого?
– Сразу убей.
– Ты что, дядя?
– Убей! – повторил думный дьяк, сердясь.
– А скажет, построй корабль?
– Сразу начинай строить.
– Да не умею же!
– Пока строишь, научишься. И господин Чепесюк