практику хозяйства
На разорении папаши
Онегин молча постигал.
Богатый недоросль, оболтус
Поднялся снова пред глазами,
Каких не мало на Руси.
Хотел писать я Дон-Жуана,
Но только в русском варианте,
А вышло всё наоборот…
«А, в общем, сударь интересный…»
А, в общем, сударь интересный
И, по себе скажу, неглупый,
С традиционною ленцой,
Что бич для русской молодёжи.
Она не может, иль не хочет
Себя трудом обременять?
Работой мысли или слова,
Работой опыта и знаний
Не устремляется она
Натрудить душу, свои руки,
Россию разумом наполнить,
Чтоб та девицей расцвела?..
…Кипели жизненные силы,
Цвели и падали надежды,
И солнце длило марафон.
Предприниматель всей России
Уже выклёвывался смело
Среди ремесленных мещан,
Среди крестьян, «первопроходцев»,
На ниве купли и продажи,
В науке выделать и сбыть.
А дворянин же по привычке
В своём господском мизантропе
Всё отрицал и тем коснел.
Так я не мог пройти же мимо
Активных, новых, любопытных
И предприимчивых людей.
Они, как будущность России,
Восторг и сила всей отчизны,
И страх, и слабость всей страны.
Средь них – шакалы и акулы,
И аферисты-проходимцы,
И работяги-мастера.
Там спекуляции и сделки,
А здесь торги и договоры,
И тут же бьются об заклад.
По меркантильному сознанью
В передовой полифонии
Звучал сильнее капитал.
Спервоначалу – прогрессивный,
Когда работник и хозяин
Делили барыш сообща.
И Воронцов, с английским складом
Ума практичного и жизни
Всем управлял, как биржевик.
Я вспомнил снова Воронцова?!
Видать, засел в моих печёнках,
Не скоро с этим примирюсь…
Вот заменил Инзова как-то
Наместник новый и начальник
Той Бессарабской стороны —
Как дипломат, герой сражений,
Граф Воронцов умом солдата,
Душой дельца руководил.
В далёкой Англии воспитан,
Но в девятнадцать он в России,
Где принял прапорщика чин,
С азов карьеру начиная
В рядах прославленных гвардейцев
Преображенского полка.
А в двадцать два был на Кавказе —
Сражался храбро и умело
И честно славу заслужил;
Не сдался