ехать? Пока вы кофе пили, мой мальчик все проверил, – улыбнулся Арам, а мне стало неуютно: в моей квартире был посторонний, ходил тут, смотрел…
– А ключи? – глуповато поинтересовалась я. – Ключи откуда?
– Зачем спецу ключи? – хмыкнул Арам. – Да вы не бойтесь, больше вас никто в квартире не побеспокоит. Но про разговоры помните, хорошо? Это ведь и в ваших интересах тоже.
Он попрощался и ушел, а я села на пол и задумалась. За два дня столько всего произошло, что голова идет кругом, и это, чувствую, только начало. Я ведь так и не выяснила, кто стоит за этой канителью с документами на «Снежинку», кто пытался отравить сына Потемкина, кто давил на Анастасию. И пока я этого не выясню, мне так и придется играть вслепую по чужим правилам. Хорошо, сейчас я вывела Анастасию из-под удара, но что с того? Ее будут искать и рано или поздно найдут. Что тогда? Наверное, мне придется опередить их. Знать бы еще, кого – «их»…
… Светик явился в три часа ночи, когда я уже безмятежно спала, вольготно раскинувшись на кровати. Он ввалился в спальню в распахнутой дубленке, всклокоченный, холодный с морозца и совершенно пьяный. Я, проснувшись, не сразу поняла, что происходит: муж никогда не напивался до такого состояния. Пошатываясь, он двинулся ко мне, схватил ледяными пальцами за плечи и, дыша перегаром, зашипел в лицо:
– Сволочь… какая ты сволочь, Варька… что ты со мной сделала? Ты мне жизнь испортила! Всю жизнь…
Я уперлась руками ему в грудь, пытаясь оттолкнуть, но у Светика неожиданно оказалась очень сильная хватка, он держал меня за плечи и все шипел, блестя слезившимися глазами:
– Змея… змея ты, Варька, вот ты кто! Опутала, обвилась кольцами – дышать не могу… ведь я же тебя люблю, всю жизнь люблю, дура!
Я сумела повернуть голову и укусила мужа за запястье, с остервенением рванув зубами. Почувствовала вкус крови, а Светик, тонко взвизгнув, схватился за прокушенную руку.
– Сдурел совсем? – зло спросила я, откатываясь на дальнюю сторону кровати. – Ты какого черта ведешь себя как пьяный шоферюга?! Дирижер! От тебя перегаром разит, как от заправского алкоголика!
Светик не отвечал, качался пьяно, баюкая на груди руку, из которой сочилась кровь. Мне вдруг стало жаль его – расхристанного, пьяного, совершенно беспомощного в своем несчастье. Я встала, накинула халат и подошла к мужу, обняла:
– Ну, что ты, милый? Пойдем, я помогу тебе раздеться и перевяжу руку. Извини, что так вышло, я не хотела…
– «Извини»… – пробормотал он, – как чужому на улице – «извините, что толкнула»… – однако подчинился и пошел за мной в гостиную.
Пока я, стянув с него дубленку и ботинки, обрабатывала рану перекисью, он все бормотал под нос что-то об испорченной жизни и неземной любви ко мне. Я всегда считала мужа слегка экзальтированным и склонным к мелодрамам, но сегодня он явно перегнул с этим – ситуация напоминала фарс.
– Светик, прекрати, – попросила я, завязывая кончики бинта узлом, – это становится противно. Ты ведешь себя как ребенок.