вам знать, купеческие приказчики завсегда крали. Началось это испокон веков и продолжаться будет до скончания веку. Ну, вот прямо-таки обычай такой – не может приказчик не подворовывать. – Он фыркнул с некоторым смущением. – По совести признаюсь, я и сам в молодости, служа в приказчиках, того-с… Не всегда и удерживался. Не мы это завели, не на нас и кончится… Вот только есть два способа хозяйскую денежку себе в карман смахивать – умный и дурной. Умный приказчик так дело поставит, что берет помаленьку: скажем, пятачок с рубля, но постоянно. И денежка небольшая, и хозяин далеко не сразу заметит, а если так вот смахивать в карман понемножку, пятаки в «катеньки»[10] складываются. И знаете что? Толковый купец, даже если и заметит такие вот шалости, глядит на них сквозь пальцы. Если приказчик толковый и тороватый, можно и притвориться, что ничего знать не знаешь. Во-первых, хозяину от него будет гораздо больше пользы, что от этих уплывающих пятачков, а во-вторых, выгони его да возьми нового – еще неизвестно, как этот себе карман набивать станет. Глядишь, и убытку от него обнаружится не в пример больше. Так вот, Ахиллий Петрович, у меня с некоторых пор завелся воришка именно что дурной. Они, все трое, и раньше, точно знаю, моими пятачками мимо своего кармана не промахивались, да я терпел – все трое люди тороватые, жаловаться не на что. Пусть их, думаю, молодость свою вспоминая небезгрешную… Ну вот. А с некоторых пор пошла дурь. В позапрошлом месяце сорока рублей недосчитался, в прошлом уже шестидесяти, и что в этом будет – и думать боюсь. Уж если нацелился так хапать, не перестанет, это как с горьким пьяницей, что от бутылки оторваться не способен…
– И не удается выяснить, кто именно? – не без интереса спросил Ахиллес.
– Вот то-то и оно! Все трое у меня не первый год служат, подозрений вроде и класть не на кого. К кассе доступ имеют все трое. Кого-то одного за двумя другими следить не поставишь – а если он вор и есть? Положеньице… Вы ж их видели, всех троих, вы ко мне в лавку не раз заходили.
– Признаться, я на них особенного внимания не обращал, – сказал Ахиллес. – Приказчики и приказчики. Запомнилось, что все проворные, оборотистые, ремесло знают…
– Вот то-то, – с горечью сказал купец. – А один, получается, особенно оборотистый, стервец… И ничего тут не поделать, не могу же я сам в лавке круглый день сидеть надзирателем, у меня других дел невпроворот, один поташ сколько времени отнимает… Словом, пиковое у меня положение. Такой уж если начал, так не остановится…
– А в полицию обратиться не пробовали?
– Думал я над этим, – грустно признался купец. – Да что толку? Обычная полиция ничем не поможет, а сыскное… Нету на него никакой надежды, между нами-то говоря. Начальник, Иван Евлампиевич, человек, скажу вам, хороший, однако ж хороший человек – это еще не ремесло. Хорош он, когда на бильярде с ним играешь или бутылочку-другую раздавишь. А что до дела… Вы с ним не знакомы?
– Видел мельком.
– Так вот, хороший человек Иван Евлампиевич, но мыслями он давненько