общую знакомую в Москве.
Саманта.»
– Да, – подумала я, – вот так история… Интересно, как она выглядит, эта Саманта. Я включила воображение, и оно тут же выдало мне карикатурный портрет бизнесвумэн, фермерши в просторной блузе с закатанными рукавами, в короткой юбке и в сапогах, туго обтягивающих икры толстых крепких ног. С хлыстом в руке и каской на голове – зеленой, лакированной, как у строителя-прораба. Почему в каске? – спросила я себя. – В каске! Непременно в каске! Не знаю, почему. Я попробовала себе нарисовать портрет незадачливого жениха, но почему-то воображение мое мне выдало только одни глаза – ясные, серые, широко открытые и наивные, как у ребенка… Взглянула на часы и ужаснулась: без четверти двенадцать! Какой уж тут материал о спортивных достижениях!
День закончился так же, как и начинался: мне позвонила кума. В дверях появился разбуженный телефонным звонком мой заспанный муж и обалдело уставился на меня непонимающими глазами…
– Осень в этом году будет ранняя, – сказала Светлана Алексеевна, поливая из пластиковой бутылочки розовую сенполию в горшочке на подоконнике и выщипывая из нее сухие листочки, – жара стоит – ни одного дождя за все лето. Взгляни- ка, Наташенька, бутончик появился. Ну, наконец-то! Такая неженка, а все-таки решилась. И даже цвет набрала, заморская красавица. Хотя бутон – это еще не цветок – еще и передумать может. От нее всего можно ожидать, от нерешительной, от капризульки. Все-то ей не так: и почва не та, и вода. То темно ей слишком, то светло. Вон геранька наша – круглый год цветет, не унимается. Хоть и внимания ей почти никакого: то не поливаем, то зальем. Отдает себя сполна – всю! Без остатка! … Цветы, как люди, – вздохнула Светлана Алексеевна. – Ты за детками-то когда поедешь?
– На выходных, – не отрывая глаз от бумаг, выдохнула я, дописывая последнюю строку и ставя точку.
В дверь нерешительно постучали.
– Войдите, – ответили мы со Светланой Алексеевной одновременно и дружно рассмеялись.
В дверях показался невысокий, лет сорока восьми, человек в простой клетчатой рубашке и светлых брюках. Спросив разрешения войти и поздоровавшись, он нерешительно потоптался у порога, переводя взгляд со Светланы Алексеевны на меня и неожиданно, по-детски открыто и доверчиво улыбнулся, отчего все лицо его сразу просияло.
– Вы ко мне? – спросила я посетителя. – Проходите, присаживайтесь, я вас слушаю.
Незнакомец прошел к моему столу, сел напротив и поднял на меня большие серо-голубые глаза, и мне показалось, что я где-то уже видела эти глаза – ясные, как и улыбка, по-детски открытые. Хорошие – отметила я про себя. Обо всем остальном сказать было нечего – довольно заурядная внешность: крупный с горбинкой нос, резко очерченные губы, гладко зачесанные пепельные волосы с седыми висками… и честный доверчивый взгляд. Ничего особенного, за исключением глаз, а они, как известно, зеркало… Посмотрим, подведет ли меня моя профессиональная интуиция на этот раз, – подумала