ого, что позволило бы честной светлой ведунье победить в неравной борьбе с рыжим чудовищем. Дотянуться бы до тапки, но вот в чем дело: вчера я до полуночи собирала травы в лесу и разувалась в полусонном состоянии. Теперь мои тапки стояли у самой двери, а значит, не могли служить средством борьбы.
– Пошла вон! – попросила я непрошеную гостью по-хорошему.
Крыса таращилась на меня, будто вот-вот сожрет. Какая незадача! Я не боялась вампиров, поднятых мертвецов, летучих мышей, зато до одури боялась крыс.
– Эй, ведьма! – забарабанили в дверь.
Вот сколько раз объяснять необразованному деревенскому народу, что не ведьма я, а светлая ведунья? Нет, конечно, проклясть чесоткой могу при необходимости, но мне же потом придется эту чесотку снимать. Себе дороже.
– Марьяна, померла, что ль?
Точно, сосед. И точно – за зельем от похмелья. А вот шиш ему!
Дверь скрипнула. Вот курица, еще и дверь забыла запереть. Зато теперь появился шанс, что сосед поможет мне в неравной борьбе с врагом. Дядька Улан был большим, как гора, и тяжелым на руку, если верить супруге. Он распахнул настежь дверь в спальню, покраснел, увидев меня в ночной сорочке, затем перевел взгляд ниже, на крысу… И взвыл! Запрыгнул на стол. Стол, не выдержав такого веса, захрустел и треснул, проваливаясь под соседом. А на полочках под столом стояли мои зелья…
В воздух взметнулось зеленоватое облачко. Я вовремя зажала нос, а крыса и дядька Улан вдохнули глубоко, смачно. Отчаянно попыталась понять, что именно смешалось при падении дядьки и стола, и не могла. Ой, мама! Зато крыса куда-то юркнула, и я понеслась стремглав к двери.
Упала на зеленую травку, раскинув руки. Фух! Можно дышать.
– Ой, бесстыдница! – послышался голос тетки Фески, жены дяди Улана. – Хоть бы срам-то прикрыла. Тут честные люди живут, на красоту твою проклятую не падкие.
Спасибо за комплимент. Я не считала себя особо красивой. Волосы тонкие, темные, столько зелий на них перевела, а им хоть бы хны. На носу – веснушки, ровно три. И тоже несводимые. Глаза, правда, большие. Ведьмовские, как вторили соседи, да только не зеленые, а серые. Девка как девка, одним словом.
– Поглядите, люди добрые! – продолжала взывать Феска. – Срамота-то какая!
И вдруг заткнулась на самой отчаянной ноте. А все потому, что на пороге появился дядька Улан.
– Ах ты кобель! – Тетка Феска подбоченилась и приготовилась к обороне. – К ведьме повадился? Уж я-то ее жиденькую косенку повытреплю. Слюнки по лицу поразмазываю.
Почему мне-то? Это же ее муж вышел из моего дома. Непонятная женская логика. И вдруг дядька Улан взревел:
– Дорогая, не убегай от меня! Ты ж мой это… свет ночной.
И какой ночью свет? Луна, что ли? Или лучина – единственное, что можно найти в захудалой деревушке, куда меня отправили отрабатывать три года после получения диплома. Хорошо же его зельями приложило. Но сказано ведь: не лезь к ведьме, не полетишь к черту. Я уже приготовилась отбиваться от излишне разгорячившегося соседа и его супруги, когда он вдруг согнулся в три погибели и что-то подхватил с земли.
– О, крысуля, любовь моя! – Сосед сжал в пальцах-сардельках ошалевшую от «счастья» крысу и поцеловал в нос.
Та, похоже, не осознала, чем заслужила этот подарок судьбы, и тяпнула Улана прямо за кончик носа.
– Эй, ты что там, упился? – раздался бодрый голос соседки. – С кем лобызаешься, пьянь? Крыса ведь!
– Это ты крыса, – грозно обернулся дядя Улан. – А она мне слова дурного за всю жизнь не сказала.
– Вы с этой… кхм… дамой знакомы всего-то минут пять, – вмешалась я ради приличия.
– А вы помолчали бы, милочка. Идем, дорогая. Я посажу тебя на подушку и угощу сыром.
И дядя Улан зашагал домой с вырывающейся крысой в руках. Теперь уже вопила тетушка Феска. Ее явно не порадовало, что хвостатая «соперница» будет жить рядом с ними. Она попыталась заставить мужа выпустить крысу, но с этим зверюшка справилась и сама. Укусила дядю Улана за руку и была такова. Улан загрустил, а тетя Феска развернулась ко мне.
– Это ты! – ткнула прямо в мою сторону грязным пальцем. – Ты моего мужика к крысятине мерзкой приворожила. Ведьма!
– Я? Мне что, делать нечего? – Не знаю, чего в моем голосе было больше – возмущения или удивления.
– Она! Она меня с любимой разлучила, – взвыл дядя Улан и зарыдал так, что защемило сердце.
– Эй, ты, или отвораживай его, или я тебе волосенки-то повыдергаю. – Феска уперлась руками в бока.
– Послушайте, тетя Феска…
– Плешивый заяц тебе тетя. Держи ведьму!
Зычный голос тетки Фески полетел по округе. Из окрестных домов начали выглядывать люди, пытаясь понять, что же происходит. А тетка Феска уже наступала на меня с кулаками. Но мать-магия меня силушкой-то не обидела. Ничего дурного я Феске не хотела, но испугалась, взмахнула руками, и та закрутилась на месте, а когда остановилась, открыла рот и… хрюкнула. Кажется, пора бежать.
Я