Видимо, это наша фамильная черта.
– От мамы?
– Да… Она же убила отца. Двенадцать лет с ним прожила – и зарезала без капли жалости. И после сама утопилась. Что это, как не помрачение? А Сергей? Играть в баккара на родную сестру – тоже, скажешь, с ясного ума? А Катя, наша Катя?!
– Ох, не напоминай… – Анна вздрогнула, перекрестилась.
– Запереть Сергея в доме и устроить пожар! Пусть даже в отместку за меня, она ведь еще не знала тогда, что меня спасли… И все же – брата, кровного брата сжечь заживо! После – обокрасть приют, сбежать! В Одессе связаться с бандитом, кражи, убийства, тюрьма! А где Катя сейчас?! – Софья вдруг осеклась. Тихо спросила: – Аня, где она сейчас?
– Не знаю. – Анна провела ладонью по лицу, вздохнула. – Право, Соня, не знаю. Она ушла тогда, в Одессе, прямо из кабинета следователя, ушла на улицу, и я… я не могла идти за ней. Соня, если бы ты видела ее тогда, нашу Катю! Как она изменилась, какой стала взрослой и… совсем чужой. Я, мы, наша жизнь уже не интересовали ее нисколько. Она даже не простилась со мной уходя… хотя я сделала все, что могла, чтобы избавить ее от тюрьмы. Максим Модестович употребил свое влияние… Впрочем, я тебе уж сотню раз рассказывала об этом. И за три года – ни письма, ни весточки. Мы ей больше не нужны, Соня.
– Как страшно… – прошептала Софья, обхватывая плечи руками.
Анна опустилась рядом с ней, обняла. Сестры долго сидели молча, прижавшись друг к дружке, перед ними на столе плакала догорающая свеча, а за окном все гуще и гуще, уже сплошной пеленой, летел снег.
– Аня, поклянись мне… Пообещай, что более не будешь устраивать мне свиданий с Черменским. Это слишком больно, слишком мучительно… Помнишь, как говорила Татьяна? «А счастье было так возможно, так близко…»
– Бедная моя, бедная… Ты так его любила…
– Оставь, Аня. Это судьба. Вернее – не судьба. Так уж вышло. Может, это вовсе была и не любовь.
– Но, Соня…
– Не будем больше об этом.
– Что ж… Тебе, верно, лучше знать. Правда, уже поздно. Покойной ночи. Я скоро вернусь, совсем забыла об одной мелочи… Спи, господь с тобой.
Перекрестив сестру, Анна вышла из комнаты и тихо прикрыла за собой дверь. Софья легла, но, провертевшись полчаса под одеялом, поняла, что сон ушел, и даже усталости, обычной после спектакля, уже не чувствовалось. Не хотелось даже плакать, пропало душившее ее час назад отчаяние, и Софья, вновь садясь на постели и глядя на падающий за окном снег, подумала: может, так и проходит любовь? Может быть, скоро в самом деле – всё?..
Владимир Черменский… Это он спас ее, когда она, потеряв рассудок от страха и отчаяния, кинулась с обрыва в черную, стылую воду Угры. Почему Владимир, потомственный дворянин и армейский капитан, вел бродяжнический образ жизни и как очутился среди приказчиков купца Мартемьянова, Софья тогда не знала. Черменский объяснил это семейными обстоятельствами и каким-то данным словом и в подробности вдаваться не стал.
Всю ночь Владимир и Софья проговорили, сидя у пылающего костра