А что она маленькая, так ничего, ну – не справится, так сертификат не получит, – Мишка поражалась тому, какое рождается в ней складное и красивое вранье. Это что, тоже браслет так работает? Это и есть – навыки коммуникации? – Там питание четырехразовое, прогулки, все такое.
– Собери ее как следует, – устало сказала мать. – Погода еще неустойчивая, штаны возьмите болоньевые для прогулок, там с Залива всегда ветра, в Сестрорецке… А Митьку… Ну, заберу; а если бабушке совсем плохо будет, воспитательнице какой заплачу, договорюсь, чтоб подержала у себя…
– Как бабушка?
– Да никак. Без сознания почти всегда, есть перестала, еле водичкой ее выпаиваю… Все, Мишка, пока, вон она стонет, укол надо сделать…
Митьку в садике она еле отодрала от себя. Он не ревел, даже не ныл – просто лип, обнимая за шею, и Мишке все казалось, что он беззвучно скулит. Она пообещала:
– Зайчик мой, вот я вернусь, и будет уже апрель, солнечная погода, я тебя возьму и мы пойдем с тобой гулять долго-долго, только вдвоем, все детские площадки обойдем. Хорошо? Даже на ту большую в парке сходим, с самолетом, помнишь? И на пруду хлебушком уток покормим, да?
Митька кивнул. Вздохнул, как взрослый, отлип и пошел в группу, не оглядываясь. А из группы сладко пахло молочной лапшой, какао и безопасностью. Заботой взрослых.
Пока от садика мчалась в школу, пустая рука без Митькиной лапки мерзла, и все думалось, что врать нехорошо, что маме бы надо как-то помочь и с бабушкой тоже – но разве она не помогает тем, что заботится о Катьке? И говорить маме, что Катьку заберет чужой человек, потому что Мишке очень надо в этот английский лагерь – разве не значит расстроить ее еще больше, потому что понадобиться снова решать, куда деть Катьку? И лагерь тогда точно накроется медным тазом, а отношения с Ангелиной Поликарповной испортятся?
Школа успокоила запахом рыбы и киселя из столовки – запахом идущего своей чередой дня. Все будет нормально. Игнат встретил у кабинета химии и, вдруг в пиджаке и белой рубашке с галстуком, снова показался аниме-принцем инкогнито, слегка зловещим и таинственным.
– Ты чего такой правильный?
– Так фоткаемся же на выпускной альбом, – усмехнулся он. – А-а, Маша-забываша! Ну, и что делать будешь, Золушка?
А Мишка и правда выглядела, как сиротка: серый мальчишечий свитер, джинсы, кроссовки. Даже если домой отпроситься переодеться – то наряжаться, в общем, не во что.
– Ничего, ты мне такая в сто раз больше нравишься, – хмыкнул Игнат, наслаждаясь ее замешательством. – На девчонок посмотри – ну ни о чем, кроме себя, красивых, думать не в состоянии!
А девчонки и правда пришли нарядные, притащили с собой тяжелые косметички, на химии им не училось – последний день четверти вообще! Фотографирование! В классе пахло духами и косметикой так, что запах реактивов из лаборантской уполз в темные углы, а там под плинтус. Духи-то зачем для фотографирования? То и дело в классе кто-нибудь да чихал.
На перемене Мишка пошла посмотреть в зеркало: там опять скалился мальчишка.