шла на шестой урок, а Катька или на какое-нибудь ИЗО, или на тестопластику, или в школьную библиотеку помогать библиотекарше – а на самом деле вымогать внимание у чужого взрослого человека. Впрочем, за тем же самым она ходила и на все кружки – чтобы ей говорили: «Катенька, какая ты молодец, вы только посмотрите, какая Катенька талантливая» и гладили по головке. Мишка только одно ей велела:
– Никому не смей рассказывать, что мы одни почти живем! Вот ни единой душе, ни класснушке, ни подружке! Ни слова! А то заберут в кризисный центр какой-нибудь, в приют для беспризорников. И потом, мы что с тобой, плохо живем?
– Хорошо. Как мышки-норушки, – кивала Катька, слабо улыбаясь.
И правда они жили как мышки-норушки, тихо, не ссорясь. Иногда было одиноко и страшновато, особенно ночью: казалось порой, что кто-то черный и чужой неслышно ходит в темноте пустой комнаты родителей. Мишка туда и днем старалась не заходить – что смотреть на пустоту? Но вообще без родителей в квартире было хорошо, тихо, только ю-туб бормотал и бормотал Мишке, растолковывая уроки, а Катька, сделав домашку, или рисовала, или сидела в телефоне, или тихонько смотрела телевизор в пустой комнате родителей – она пустоты не боялась. Такая самостоятельная жизнь словно вернула их в домитькины времена, когда их было только две сестрички, старшая и младшая, и Мишке нравилось водить ковыляющую Катьку за руку и чувствовать себя большой. Сейчас Катька снова сделалась ручная и признавала Мишкин авторитет:
– Мишка, как же мы дальше жить будем?
– Нормально будем жить. Катя, слушай. Маме тошно и тяжело. Бабушка скоро умрет, но пока все ужасно, и мы не должны маме добавлять плохого.
– Бабушка Лена умрет, как бабушка Дина?
– Бабушка Дина вдруг умерла, неожиданно, – Мишку затрясло, изнутри полыхнуло жаром, но она перевела дыхание, вцепилась в браслет уверенности, и ее отпустило. – А бабушка Лена уже полгода умирает. Мама должна за ней ухаживать. А мы должны хотя бы без двоек учиться, чтоб маму в школу не дергали, и жить так, чтоб она сюда приходила и видела, что у нас чисто и порядок.
Катька сидела в кровати на коленках, бессильно уронив рядом телефон с попискивающей игрой, покачиваясь взад-вперед, и молчала.
Тогда летом, обнаружив утром мертвую бабушку, Мишка сразу отвела Митьку и Катьку к соседям. Нашел бабушку рано просыпавшийся Митька, но он вроде бы не понял, что она умерла, пришел и растолкал Мишку:
– Ой, ты проснулась, а я думал, что вы все три насовсем уснули! Мишка, а чего бабушка не встает? Она мне драников на завтрак обещала, а сама не встает! Дай мне хоть молока, Мишка!
Катька мертвую бабушку не видела, но ей пришлось сказать, что бабушка умерла, чтоб не упиралась и пошла с Митькой к соседям. Но она наверняка что-то запомнила из всей той страшной суеты деревенских похорон. А еще больше ужасного наверняка придумала. Потому что всю осень рисовала где попало, даже в тетрадках, гробы с венками сверху, похожие на пирожные, и пирожные, похожие на гробы. И училась плохо. Но теперь