протянув ладонь.
Цветов решал, читать ли Тургенева, или повторить упражнения в учебнике английского. Что-то мелькнуло, отвлекая. Он выбрал английский, и тогда вновь, уже ясно, услышал звук мелодии. Он шёл навстречу звуку, и сильнее и сильнее, чище и громче, чем неразличимый разговор людей, шуршание одежды, шорох шагов, звучала печальная музыка. И вдруг, в этом многолюдном туннеле, он больно почувствовал прекрасную печаль мелодии. Он хотел бы остановиться и жить в музыке, но двигался в толпе вперёд, уходил дальше и дальше от прекрасной музыки, которая медленно источалась, пока не растворилась в неразличимом шуме людей.
Цветов стоял, повесив голову, и чувствовал печальную музыку. Перед ним раскрылись двери, – он вошёл и остановился у закрытых противоположных створок.
Двери закрывались, но в них возник проворный толстяк; лицо его от возможного удара окаменело, щёки набухли воздухом, застыл взволнованный взгляд – и он счастливо проскользнул в вагон. Через трубочку губ вышел вздох. Голова повела вправо-влево невидящими глазами. Тут он почувствовал снисходительный взгляд, поймал ещё несколько, опустил голову вниз, повернул вправо, и между сиденьями прошёл уже пассажиром, растворив взгляды соглядатаев.
У захлопнувшихся дверей сидела желтоволосая женщина с большим телом и круглым лицом. Она вглядывалась в блестящий осколок глаза на окрашенной двери. Вдруг её взгляд взметнулся вверх, она посмотрела в лицо Грише, медленно поползла взглядом по его телу. Цветов зевнул, стал поднимать голову, – она схватила глазами одинокий металлический глаз.
Вагон был как узкий коридор учреждения, вдоль стен расселись люди в ожидании приёма у чиновника. Скучая, они раскрыли чёрно-белые газеты, цветные журналы. Кто-то спал, покачиваясь в такт движению вагона.
Над ними, как молочные капли, или гладкие груди, на потолке набухли лампы.
Малиновой щекой к Грише стоял человек, под гладкой кожей проросла синяя веточка вены. Гриша зевнул, заглянул в книгу соседа: «Человек без веры живёт ради удовольствий или без цели. Он негодная стрела в колчане воина, что покоится тягостным грузом, но врагу не страшна. Обладая верой, человек получает в дар долг своей личной жизни, который обязан исполнить. Так вера наполняет человека жизненной силой, а существование целью, что нужно поразить».
Цветов не узнал автора, но поверил в правду слов. Он подумал, что не только вера в Бога, но и своя вера в личную цель обогащает, и ещё, что очень трудно определить эту цель.
Вошла молодая женщина. У неё было спокойное, красивое лицо. Грише казалось, такие женщины добрые и нежные. Она села рядом. Цветов почувствовал, как волнуется. Он бесшумно шагнул к ней, заглянул сверху вниз на лежащий в её ладонях текст:
«Её палец начал медленно теребить левое ухо Джима, потом спустился чуть ниже, чтобы поскрести ногтём его мужественную челюсть. От шершавой поверхности этой челюсти ей словно бы передался электрический