– и всё. Так было всегда после смерти Матвея. Совершенно непонятно, как Панин объяснялся с законной супругой Варварой Андреевной. Возможно, что и никак. А уж теперь-то… Панин ушёл от Вари. На сей раз ушёл всерьёз. Можно ли утверждать, что «окончательно и навсегда»? Кто может сказать? Во всяком случае, на сей раз он от неё ушёл так, что она поняла: муж ушёл. Её Сеня, отец их троих детей и дедушка их внучки, – ушёл. И даже не к другой. Поначалу. Сперва он просто ушёл от Вари. Пошёл на повышение, в министерство. И немедленно же ушёл от Варвары Андреевны. Купил однокомнатную квартиру – и ушёл. Бросил её на старости лет. Сказал, что хочет жить один. Не побыть один. А жить один. Вот так-то! Варя не могла понять, что происходит. Если бы он ушёл к бабе – ей было бы легче. А при таком раскладе Варваре Андреевне стало невыносимо тяжело. Именно из-за того, что «просто ушёл». Ни к кому. Некого винить. Нет образа врага, позволяющего чувствовать себя несправедливо растоптанной. Быть справедливо растоптанной – куда как более жестоко. Варя страшно мучилась. Она сама не подозревала, что способна испытывать подобное. Бесконечную ноющую пустоту. Лучше бы убил. Там хотя бы ничего. А если что-то и есть – то хуже вряд ли будет. Получается, вся её жизнь – зря? Подделка?! И жила она не так, и детей учила не тому? Особенно учитывая то обстоятельство, что как раз только-только старший сын расстался с молодой женой и новорождённой дочерью и переехал к операционной сестре из «травмы». Из собственной отдельной квартиры в приличном районе на неблагополучную окраину за Третьим кольцом, в съёмный клоповник! На все её увещевания кричал, что не собирается всю жизнь прожить, как она, – во лжи. Обвиняет мать, что она жила во лжи. Распущенный мальчишка! Что он знает о правде и лжи? Растить детей – вот единственная правда матери! Обеспечивать их здоровье, благосостояние и комфорт любой ценой! Даже ценой собственных страданий. Мать – это подвижничество. Отец – это подвижничество! А не по доступным женщинам прыгать! Жена ещё Лёшкина, дура малолетняя, упёрлась: даже если на коленях приползёт – не прощу! Хорошо ей «не прощать», когда живёт на всём готовеньком и жилплощадь у сына отжала. Тоже дрянь! Но надо улыбаться и угождать. Иначе к внучке пускать перестанет. Рушится всё, что Варвара Андреевна создавала столько лет. Всё, что было ей дорого. Накопление, очаг, уют, семья. Старший сын – чужой человек. Средний и младший – в Англии, уже через раз русские слова забывают. Варя запуталась и ничего не понимала. С пониманием было бы легче. Даже если больнее и обидней. Непонятное же нас страшно пугает. Надпочечники не знают, чего бояться, и продуцируют очищенный вселенский ужас. Лимбическая система не распознаёт, что оплакивать, и рыдает за всё про всё и ещё немного про запас. Вот, например, что это значит: «хочу жить один»? С одной стороны, вроде бы всё предельно просто. Семья, трое детей и внучка, и хотеть иногда побыть одному – это да, понятно! А вот «хочу жить один» – совершенно непонятно и не умещается в сознании. Варвара Андреевна гоняла мысли и чувства по кругу, незаметно опускаясь с привычных высот. Зачем убирать на кухне и причёсываться, если дома никого нет? Семён Ильич исправно переводил ей деньги на банковскую карту, но она, казалось, этого даже не замечала.
