по крайней мере, это уже не та слепая паника, которую я чувствовала в первые несколько раз, когда сон возвращал меня обратно в отель «Всемирная ярмарка». И вся эта история с превращением пламени в листья – странное, новое дополнение.
Тем не менее это первый раз, когда мне снятся два кошмара за одну ночь. Первый разбудил меня около двух пятнадцати. Я была так взвинченна после этого, что поднялась наверх и била боксерскую грушу, пока не устала и не убедилась, что оставшуюся ночь проведу без сновидений. Но, видимо, я ошиблась.
Снаружи идет легкий дождь, и я наблюдаю, как капли стекают по стеклу, пытаясь сосредоточиться и успокоить дыхание, пока пульс не приходит в норму. У меня есть в запасе почти полчаса до того, как сработает будильник, и я испытываю искушение снова натянуть одеяло на голову, но знаю, что не смогу заснуть. Отчасти это из-за моего кошмара, но еще и потому, что я чувствую запах бекона. И, если я не ошибаюсь, блинчиков с черникой.
Спустившись, я замечаю, что папа уже на кухне. На нем наушники, и он поначалу меня не слышит. Если бы мы были в нашем коттедже в Браяр Хилл, он бы готовил под громкую музыку, доносящуюся изо всех колонок – меня много-много раз будила «I wanna be sedated» «Рамоунз», но сейчас он, должно быть, беспокоится, что его музыкальные вкусы не понравятся Кэтрин и Коннору. Я не знаю, что они слушают и слушают ли вообще. Мне приходит в голову, что Кэтрин могла бы быть поклонницей «Питера, Пола и Мэри» или чего-то в этом роде, но она, вероятно, предпочитает музыку, похожую на то, что слушала в 2300-х годах, и я не имею ни малейшего понятия, что бы это было. Панк-музыка 1980-х годов наверняка кажется ей чем-то из эпохи барокко.
Я пытаюсь обойти папу, чтобы дотянуться до кусочка бекона, лежащего в тарелке на дальней стороне плиты, но тут же получаю лопаточкой по руке.
– Ты что-то медлишь, старина, – говорю я, запихивая бекон в рот. – По какому случаю пир? Блины у нас обычно на праздники.
Он стягивает наушники на шею.
– Без случая. Черника чуть было не испортилась, поэтому я решил, что мы должны покончить с ней. А поскольку до начала занятий в школе осталось всего несколько дней, по крайней мере для нас, бедных, забитых учителей, я отношусь к каждому из них как к празднику.
Мы едим в тишине пару минут, а потом он говорит:
– Как они выглядели? Я имею в виду, я смотрел видео, спасибо за это, кстати, но как они выглядели?
Мне требуется несколько секунд, чтобы понять, что он говорит об Эвелин и Тимоти. Я доедаю свой кусок и затем отвечаю:
– Твой отец так похож на тебя. У него даже выражение лица такое же, когда сердится. Правда, он чуть полнее тебя, – в этом отношении он немного напоминает мне его отца из прошлой временной линии, который тоже был немного полноват, и я отгоняю от себя мысль, что мой отец может быть одним из тех людей, которые полнеют от счастливой жизни.
– Твой отец любит вредную еду, – продолжаю я, – хотя он говорил, что обычно придерживается вегетарианства. Из них двоих твоя мама – самая серьезная.
Следующие десять минут я провожу,