существе кажется странным. Хотя сама Бродяжница неимоверно продрогла, ладонь девушки обожгла её пальцы холодом.
– Линёна. Ты должна держаться. Вместе мы справимся. Только вместе. Я ни за что не брошу тебя, – после непродолжительной паузы Бродяжница заставила себя посмотреть прямо в лицо Линёне и добавила чуть дрогнувшим голосом, – Ты меня тоже не бросай.
Линёна ничем не показала, услышана ли просьба её учителя. Бродяжница ещё раз умылась снегом, безуспешно пытаясь восстановить какую-никакую ясность мыслей. Даже догони они мужчин прямо сейчас, сколько времени понадобилось бы Аристарху на замедление развития болезни? На какой стадии ещё возможно победить хворь?
Бродяжница бросила последний тревожный взгляд на ученицу и заставила себя вернуться к насущным делам: развести костёр, заварить целебный отвар… Она чувствовала, что вот-вот заснёт, но никак не могла этого допустить. Всё тело, и в особенности левая нога, молило о пощаде, о хотя бы минутном отдыхе… Нет.
Они опять были в пути. Постоянно идти, переставлять ноги одну за другой, двигаться – лучшее средство от сонливости, которое Бродяжница смогла придумать. Она грезила о своих прекрасных лошадях. Представляла, как горделиво Крахт гарцует в лучах тёплого летнего солнца, как Лана вместе с их крошечным жеребёнком спешит к водопою, опускает свою тёплую и такую мягкую нежную морду в ледяную родниковую воду… В ледяную воду… Бродяжница тряхнула головой и с усилием открыла глаза. Видно, какое-то время она продолжала идти в полузабытьи. Лямки, сооружённые ею дабы проще тянуть нарты, повешенные на плечи, растёрли кожу под грубым дорожным плащом и двумя домоткаными рубашками в кровь. Бродяжница не могла потерять Линёну. Не теперь, когда эта девочка помогла старым ранам от смерти Учителя начать затягиваться. Не сейчас, когда Бродяжница, посторонняя, дала отцу этой юной девушки слово вернуть его дочь в полной сохранности.
Бродяжница отчётливо поняла: теперь она будет двигаться только вперёд и вперёд так долго, как только сможет. Остановиться сейчас означало бы сдаться, потому что малейшее промедление усыпит её. Сил заставить себя подняться и вновь идти дальше не хватит.
На улице немного потеплело, и снег услужливо подтаял. Идти по нему стало ещё труднее. Ноги проваливались сквозь застывшую твёрдую ледяную корку, и застревали намертво. Скорость, с которой передвигались нарты следом за впряжённой в них девушкой, заметно снизилась.
Когда Бродяжница опять упала, она сильно порезала руки о наст. Это не имело значения. Она безучастно отметила, что следы, служившие ей ориентиром, читались всё лучше, даже в опускавшихся сумерках. Не больше трёх дней пути. Но Линёна была уже отмечена печатью смерти. Как и предупреждал Аристарх: язык, дёсны, щёки – всё покрывали тёмные пятна. Их ни с чем нельзя было перепутать.
Ночной лес сегодня казался тише обычного. В голове каждый раз гулко отзывался звук от малейшей хрустнувшей ветки, ненароком попавшейся под руку. Незачем