липками. Предстояло действовать по оговоренному плану: исполнитель пораньше приезжает в офис, получает «откат» и отвозит в мэрию. В обмен даются рекомендации всем изыскательским и проектным компаниям города покупать оборудование у «ГеоСтройТехнологии». Рекомендациями можно пренебречь, но озвученные высокопоставленным лицом они подчас воспринимаются, точно прямые приказы.
На входе в офис менеджер привычно пожал сухую руку жгучего брюнета лет пятидесяти, отставного военного и фаната спорта – охранника в синей форме, приставленного ЧОПом.
– Видали, как вчера ЦСКА продул?! Позорище! – Подскочил сторож, в нетерпении обсудить «вести с полей».
– Да-а-а, – зевнул Ерошкин, направляясь в кабинет шефа.
– Зачем нужны эти бразильцы?! Сезон отыграли нормально и все! Совсем играть не хотят! И тренера пора гнать – результата никакого!
Сергей ускорил шаг.
Перед директорским кабинетом под «доской плача» с регалиями и сертификатами приютился секретарский столик, заваленный факсами и канцелярскими штучками. Только обворожительная блондинка Ирочка моментально находила требуемое среди хаоса бумаг. Однажды продажник средних лет смел весь хлам и закрутил с секретаршей «любовь»…
Отогнав возбуждающее воспоминание, Ерошкин пробарабанил по двери генерального директора и ввалился в кабинет.
Шефская комната – облагороженная «однушка» хрущевки. Стеновые панели цвета «дуб» привнесли английскую аристократичность, квадраты потолочных плит с новомодными светильниками осовременили интерьер. У входа громоздился безвкусный, но функциональный шкаф. Стол-уголок у окна, монитор на тонкой ножке, творческий беспорядок ежедневников, бумаг, ручек. На подоконнике – денежное дерево и статуэтки алчных жаб по фэн-шую.
– Доброе утро, Пал Палыч!
– Доброе, Сергей Михайлович, – вздохнул директор, пожимая протянутую руку.
Павел Павлович Горевой пару месяцев назад отметил сорокапятилетний юбилей. Выглядел солидно и грузно, как и подобает авторитетной личности с одной стороны, с другой – стоически борясь с избыточным весом. Стригся директор коротко, подкрашивал проступающую седину, не курил. Горевой занимался спортом – бильярдом в саунах. В черных глазах на круглом лице читалась готовность пошутить, дополнял портрет бочкообразный нос вкупе с веревочками губ. На фактуре Пал Палыча любая одежда висела, сегодня – сиреневая рубашка с коротким рукавом и галстук.
Ерошкин с «патроном» состоял в доверительных отношениях. Они часто и остро подшучивали друг над другом, но без претензий и обид.
– Когда едешь к Синявину? – Директор открыл кожаную барсетку.
– Прямо сейчас, я, собственно, только за конвертом.
– Сто тысяч, как договаривались? – Горевой нахмурился, внутренне оплакивая уходящие деньги.
– Со вчерашнего ничего не поменялось.
Пал Палыч извлек из барсетки тугонабитый конверт и протянул Ерошкину.
– Пересчитай, пожалуйста.
– Доверяю!