опустила голову. Каждый волосок, выбившийся из пучка, в лунном сиянии сочился свечением на стыке серебра извне и каштана ее родного цвета.
Лахама помрачнела.
– Не суди в угоду толпе. Я чувствую лишь освобождение. И измученность. Не понимаю, как находятся женщины, делающие своим призванием ежегодные боли в сотни раз сильнее.
– Мне всегда казалось, что им особенно не приходится выбирать.
– Прежде это наделяло статусом… А в писцы шли кривые и хромые, не надеющиеся заполучить мужа.
– Нынче в сословие рожениц мало кто стремится. Никто не хочет терять зубы, а то и умирать, хоть и на попечении у богатых. Да и прежнего почета они не видят с угасанием древних культов…
9
Несколькими месяцами ранее Арвиум ворвался в низкий дом Хатаниш, оттолкнув ее престарелую мать. Заметался по комнате, где остались ее подушки, плед и глиняные сосуды для питья. На металлическом столике не было лишь ожерельев из ракушек.
– Они увели ее с собой, – посетовала мать, а в складках ее морщин затаилась влага.
Арвиум скорбно ссутулил внушительные плечи. Граница с Сиппаром испокон веков приносила местным горе.
– Ты же главный в войске. Ты следить за этим должен.
– Я ушел усмирять кочующие вокруг племена.
Арвиум припомнил одурманивающие встречи на исходе сумерек, исступленность Хатаниш, которую он не понимал, вкушая жизнь и не размышляя о грядущем дне. Чем ближе к восточной границе, тем скованнее были девицы, тем больше довлел над ними вердикт семьи и соседей. Хатаниш будто ненавидела его за легкость ступания по жизни, а он был слишком ослеплен зноем и вкусом, чтобы оглядываться на нее.
Хотел ли он заключать с ней союз на глине, хотя бы на пять лет? Должно быть, да, потому что она носила ребенка, а обеспечивать его наследством без этой формальности было бы сложнее. Да и сама Хатаниш будто озлоблялась на него все больше по мере того, как он выжидал время, ни на что не решаясь.
Мать Хатаниш из сословия рожениц прежде пользовалась почетом и покровительством богатых, которые по закону Уммы были обязаны содержать ее детей. Но вот она перестала рожать, растеряв все зубы и приобретя боли в спине. И никто не вспоминал о ней кроме младшей дочери, а поселились они в убогой лачуге на границе с враждующим городом-братом. Мать Хатаниш, вскармливая детей и любя их, не могла и предположить, как сложится ее старость. Лозунги жриц оказались фикцией. Только изначально нищие женщины добровольно становились роженицами, потому что богатым куда больше пристало познавать мир и пить его сок. Первоначально они имели право зачинать от кого хотели, но затем хомут на их шее сдавливался все больше, все чаще богачи, берущие их на содержание, требовали свое. Поцелованные богами матери превратились в никем не защищенных рабынь.
Хатаниш, вслед за матерью, тоже полагала, что таков ее удел. Но появился этот высокий воин, и обе решили, что все сложится лучше. У обеих не было защиты ни от произвола местных, ни от опасности завоевателей.