без каких-либо бюрократических проволочек: подачи заявлений, рассмотрения дела, вынесения приговора. Плетущий сам себе и судья, и адвокат, и прокурор. Он сам выносит приговор, и сам его исполняет.
– А если он ошибется? Если пострадает невиновный? – заволновалась моя собеседница.
– Вы не совсем понимаете, о чем идет речь. Необходимости что-то кому-то доказывать нет по одной простой причине – сны не могут лгать. Человек физически не может обмануть свое сознание. Он может лгать наяву, может вводить в заблуждение следствие, если речь о преступнике, он может лгать родным, близким, но обмануть себя невозможно.
Моя подопечная слушала внимательно. Она перестала хмуриться и задала следующий вопрос:
– А если Плетущий захочет… наслать кошмары просто так, не преступнику, а просто первому встречному?
– Этот вопрос из серии: «А если кто-то пойдет в оружейный магазин, купит там винтовку и начнет стрелять по случайным прохожим», – ответил я. – Объясню понятней. Чтобы наслать на человека кошмары, нужно уметь это делать. Для этого нужно быть Плетущим, то есть выучиться полные десять лет. За это время моральные, этические и нравственные установки вбиваются очень прочно, я бы сказал: незыблемо. Это если не учитывать того, что Плетущим не может стать психически неуравновешенный или просто агрессивный человек. Такие отсеиваются в первый год обучения…
– Ты говоришь все правильно. Наверное, – произнесла женщина. – Но я слишком далека от всего этого.
– Вам решать, насколько сильно вы хотите стать настоящей Плетущей.
– Я хочу… Но зачем мне это?
– Вы сами должны ответить на этот вопрос. Вас никто не заставляет. Право выбора – за вами.
– Я подумаю над твоим предложением, – сказала она задумчиво.
– Когда решите, если решите, – поправился я, – дайте мне знать.
– Каким образом?
– Через птицу, – я кивнул на орла, задремавшего прямо на спинке кресла. – Позовите его, и когда он прилетит, скажите ему то, что хотели бы передать мне. Я сразу узнаю о вашем решении или просто о просьбе увидеться. Если в это время буду пребывать во сне.
– Хорошо, я… – она осеклась на полуслове, закаменела лицом.
– Что случилось? – я встал с кресла, огляделся, «созерцая» – нет, ничего не увидел и не почувствовал, не было никакой опасности, да и Страж продолжал мирно дремать.
Прошла целая минута, и глаза женщины ожили, она сделала судорожный вздох. Моя собеседница закрыла лицо руками, потом – помассировала виски, и, наконец, подняла на меня глаза. Увидев, что с ней все в порядке, я опустился обратно в кресло, но ее взгляд меня насторожил.
– Тебе нужно идти, – произнесла она напряженно, – чтобы спасти своего друга… Мишу.
– Вы сейчас… только что… – я силился подобрать нужные слова.
– Да, я сейчас видела.
– Что именно?
Она не спешила отвечать и продолжала напряженно следить за мной.
– Тебе нужно решить, что будешь делать, – моя подопечная странно смотрела на меня.
– Я