последними глотками его последние капли своей беззаботной счастливой жизни.
Объявили их поезд.
– Чувствую, как Питер притягивает меня… как удав… чтобы сожрать, – сказал Андрей с горечью.
– Милый мой, – произнесла Мариша. Она гладила его руку, неотрывно смотрела на него с любовью и жалостью.
– Мне страшно ехать туда, – сказал Андрей.
– Мне тоже.
– Спасибо тебе, малыш. Спасибо, что едешь со мной. Для меня это очень важно. Ты даже не представляешь. Я очень дорожу этим.
– Я же люблю тебя. Мой родной мужусенька!
В купе было душно и тесно. Мариша застелила постели, пока Андрей на перроне курил последние на сегодня сигареты. Публика была спокойная, степенная, без буйных весельчаков, в основном сонные пожилые пары; всем хотелось поскорее разложиться и выспаться до Питера. Андрей и Мариша забрались на верхние полки и затихли. Поезд тронулся.
Глава 10
Андрей проснулся в кромешной темноте с болью в висках. Несколько мгновений он не мог понять, где находится. Откуда-то вдруг гнусаво затараторило, и Андрей вспомнил, что он в поезде, на пути в Питер. Поезд стоял. Из громкоговорителей то и дело женский голос диспетчера принимался начитывать монотонные неразборчивые инструкции, и какой-нибудь из невидимых близких составов встряхивало, словно лошадь в стойле, передергивало железной дрожью.
Кто-то из соседей спустил до упора резиновую штору, и Андрей, словно слепец, даже с открытыми глазами не видел ни зги, кроме густой черноты. Его тянуло спать, но сознание того, куда он едет и что было причиной этого поездки, иглой впилось в голову, не давая уснуть. Ему было тошно, как никогда. Он закрыл бесполезные глаза и лежал, не шевелясь. Попробовал дышать глубоко и редко; упражнение помогло, вскоре пульсирующая, словно ошпаренная кипятком, мысль его отяжелела и растворилась в небытие.
Он проснулся лишь тогда, когда поезд останавливался у питерского перрона. Штору подняли, в окне мельтешили серый настил платформы и семенящие ноги встречающих. Андрей глянул на Маришу: она, помятая и разбитая на вид, тоже только что проснулась, и, вскинув голову, с мутным непонимающим взглядом озиралась по сторонам.
– Приехали, – хрипло прошептал Андрей.
– Угу, – обреченно кивнула Мариша.
Соседи уже ушли, проход был свободен. Андрей спрыгнул вниз, следом спрыгнула Мариша, они быстро собрались на выход.
Проводница приветливо прощалась с пассажирами. Когда Андрей выходил из вагона, глаза его жадно забегали по лицам стоящих на перроне людей. Но нет, отца среди них не было. Только чужие люди, чужие фигуры в чужих одеждах. Впервые за столько лет отца не было, никто не встречал их. На Андрея снова, как после вчерашнего стакана водки, накатило чувство глубокого одиночества.
В Питере, как и в Москве, было тепло и пасмурно. Облака сплошной пеленой низко густились над городом, нехотя пропуская тусклый утренний свет, но не показывая и клочка чистого