трамвае.
Век мой
Бесконечно чужой,
Бессердечный, родной,
Кровавый.
Скрывает
Эта осень войну,
И готовит нам снег
Мой век.
Век ползет со скоростью трамвая.
В лужах мостовая.
Забываюсь, глаз не закрывая.
Это все мне снится.
Лица и газет передовицы
Мимо проплывают.
Я с войны мечтаю возвратиться
Стареньким трамваем.
На войну, смеясь, уходят детки,
Гаснут сигаретки.
И с войны уйти не могут предки.
Кровь не дорожает.
Осень нас встречает, провожает.
Это все нам снится.
Мы с войны не сможем возвратиться
Стареньким трамваем.
НА ОСТРОВЕ ХОРТИЦА
Кто ты, судьба? И впрямь – злодейка?
Иль жена?
Кто ты, история – сатрап или повеса?
Зачем,
из мертвых вставшая,
нужна
Сечь Запорожская
напротив ДнепроГЭСа?
Здесь на седой скале
кровавый позумент
Оставил Святослав.
Здесь каменного бога
Хватает за бока сегодня
импотент:
Предание гласит,
что будет допомога…
Когда-нибудь нам всем придется
выбирать:
То ли унять судьбу
стрелою басурмана,
То ль,
к женщине плетясь,
от страха умирать…
Пусть примет нас река
и смоют кровь туманы!
Пока она шумит в тебе,
как ДнепроГЭС,
Пока она в тебе
тебя же и молотит,
Сам выберешь,
кем был, как пал и как воскрес,
И кто тебя
к тебе
сегодня приохотит.
Насмешлив ли, жесток, —
спокоен ход времен.
Течет внизу река.
Лежат вверху туманы.
На новенький музей,
на сталинский бетон
Наносят свой узор
днепровские бакланы.
«Деревеньки все в снегу…»
Деревеньки все в снегу,
В инее леса,
И сквозят, как словом с губ,
Снегом небеса.
И дрожит, как божий снег,
Как прощенья след,
Над Россией слабый свет,
Сумеречный свет.
В этом свете – на века
Всё, что есть окрест:
Занесенная