говорю, что не согласна. Но вы же понимаете, что она не сможет учиться. Вы же слышали, какой бред она несла».
«Этот бред, как вы изволили выразиться, между прочим, священное писание. За оскорбление веры статья полагается!» – гремел Вечеслов, забыв, что сам неверующий.
Директрисе всерьёз казалось, что на неё сейчас упадёт стена…
Вера Илларионовна пробовала остановить расходившегося мужа.
Вечеслов бушевал.
Арина теребила пальцами помпон на новой шапке и думала: «Не примут в школу… Определённо не примут. И в православную гимназию возить не будут, им бензина жалко. Что тогда делать?!»
Прозвенел звонок, открылись разом все двери, из классов гурьбой высыпали дети, коридор наполнился смехом, криками и топотом. Теперь уж точно ничего не услышишь. Пробегавший мимо мальчишка потянул из её рук беретку. Арина вцепилась в неё обеими руками, мальчишка дёрнул за помпон, и тот оторвался. Арина ахнула. Её обидчик рассмеялся, отскочил на шаг и через мгновенье исчез, смешавшись с толпой одноклассников. Помпон он унёс с собой.
Арина стояла у дверей учительской и тихонько всхлипывала. Какая-то девочка тронула её за рукав:
– Чего натворила-то? В последний учебный день удержаться не могла?
– Я не натворила. Я просто так стою.
– За «просто так» к директору не вызовут. Вот и стой, реви теперь.
В обращённых к Арине словах не было участия, к которому она привыкла в православной гимназии. Там никто ни над кем не смеялся и уж тем более не радовался чужой беде. Там Арину обняли бы за плечи, спросили бы, что с ней случилось, предложили помощь – и одноклассницы, и учителя. А в словах этой девочки звучала злобная радость. Они с Ариной даже не знакомы, за что же она на неё злится?
Наконец открылась дверь и вышли Вечесловы. Арина уткнулась лицом в Верин плащ и захлебнулась слезами.
Домой она шла с опущенной головой. Настроения не исправило даже мороженое, которое девочка ела впервые в жизни. Иван Антонович от этих её слов ужаснулся:
– То есть как – не пробовала? Ты до шести лет с мамой жила, что же, она тебе мороженого не покупала?
– Не покупала. Мне сладкого нельзя было, я на гимнастику ходила.
Вера Илларионовна пообещала себе, что мороженое Арина будет есть каждый день. И сказала преувеличенно бодро:
– Ну что, семиклассница? В школу тебя приняли, летом позанимаемся с тобой, будешь всё знать. Такое событие надо отпраздновать. Купим торт и устроим чаепитие в Мытищах.
– А зачем… в Мытищах? Это такое кафе? А можно дома чаю попить? Можно?
– Это не кафе. Это картина такая, «Чаепитие в Мытищах», художник Василий Перов, год написания 1862-й. Подлинник в Третьяковской галерее. Вот поедем в Москву, сходим с тобой. – Вера Илларионовна остановилась перед кондитерской и распахнула дверь. – Пойдём торт выбирать! Ты какой любишь? Не знаешь? Тогда пирожных купим, всяких-разных… Беретку сними, в магазине жарко. Давай её сюда. А помпон где? Потерялся?
Арина