а во время отпуска, согласно рассказу Виктории, чаще всего проводили там четыре недели подряд.
Она продолжила читать:
Желудок никогда не ошибался, и за несколько часов до начала криков я уже находилась в безопасности, в своей потайной каморке.
Обычно я делала себе бутерброды и разводила бутылку сока, поскольку не могла предугадать, как долго они будут ссориться и хватит ли у мамы времени приготовить еду.
Однажды я видела сквозь редкий забор, как он гонялся за ней по полю. Мама бежала изо всех сил, но он был проворнее и повалил ее ударом в затылок. Когда они потом вернулись во двор, у нее оказался сильно подбит глаз, а он отчаянно рыдал.
Мама его жалела.
Судьба обошлась с ним несправедливо, вынудив его выполнять тяжелую работу – воспитывать своих двух женщин.
Если бы мы с мамой еще хоть слушались его и не оказывали такого сопротивления.
София пометила себе, что именно следует проследить дальше, и закрыла документ.
Потом наобум открыла другую запись и сразу поняла, что это одна из тех встреч, когда Виктория полностью уходила в себя.
Беседа началась, как обычно: София задала вопрос, и Виктория ответила.
С каждым вопросом ответы становились все более пространными и бессвязными. Виктория начинала рассказывать об одном, это вызывало у нее ассоциацию с чем-то совершенно другим и так далее, причем темп речи все возрастал.
София отыскала кассету с записью разговора, вставила в магнитофон, нажала на пуск, откинулась на спинку кресла и закрыла глаза.
Голос Виктории Бергман:
Тогда я стала есть, чтобы они наконец заткнулись, и они сразу умолкли, увидев, на что я готова ради дружбы с ними. Правда, без лизания задниц. Притвориться, будто люблю их. Заставить их уважать меня. Заставить понять, что у меня все-таки есть мозги и я умею думать, хоть временами, когда я отправляюсь гулять в одиночестве, так и не кажется.
София открыла глаза, прочла надпись на футляре от кассеты и увидела, что разговор записан двумя месяцами раньше. Виктория рассказывала о жизни в интернате в Сигтуне[18] и о случае изощренного издевательства над младшими школьницами.
Голос продолжал.
Виктория сменила тему:
Когда деревянная хижина была достроена, меня это перестало забавлять, мне расхотелось лежать там с ним и читать комиксы, поэтому, когда он уснул, я вышла, спустилась к лодке, притащила один из деревянных настилов, прислонила его к входному отверстию и стала вколачивать гвозди, пока он там внутри не проснулся и не поинтересовался, чем я занимаюсь. Лежи на месте, сказала я, продолжая забивать гвозди, пока коробочка не опустела…
Голос исчез, и София поняла, что засыпает.
…а окошко било слишком маленьким, чтоб через него вылезти, и пока он плакал внутри, я притащила доски и заколотила окошко тоже. Может, попозже я его выпущу, может, нет, но пусть пока подумает в темноте над тем, насколько сильно