не умрет. Так иногда развлекаются в пригородах.
– Звучит чертовски маловероятно, – возразила Жанетт, инстинктивно отмахиваясь от чудовищной мысли, хоть и не была до конца уверена, что права. С годами она научилась не отвергать даже самое невероятное. Много раз, когда правда выходила наружу, оказывалось, что жестокая реальность превосходила вымысел. Ей вспомнился немецкий каннибал, который через интернет вступил в контакт с мужчиной, и тот добровольно дал себя съесть.
– Да, но я просто рассуждаю, – продолжал Иво Андрич. – Другой вариант, возможно, более вероятен.
– Какой же?
– Ну, что кто-то избил его до неузнаваемости и не остановился перед тем, что мальчик уже умирал. Он напичкал его препаратами и продолжил истязание.
– Помнишь хоккеиста из Вестероса, которому нанесли почти сотню ножевых ударов? – спросила Жанетт, оживившись.
– Не могу припомнить. Наверное, это было до моего приезда в Швецию.
– Да, дело было довольно давно. В середине девяностых. Преступником оказался скинхед, сидевший на рогипноле. Хоккеист не скрывал, что он гомосексуалист, а нацист ненавидел гомиков. Он продолжал пырять ножом мертвое тело, хотя ему уже давно должно было бы свести руку судорогой.
– Да, нечто подобное я и имею в виду. Съехавший с катушек псих, преисполненный безумной ненависти и, да… рогипнол или, возможно, анаболические стероиды.
Полного удовлетворения Жанетт не испытывала, но все-таки теперь у нее появилось больше зацепок.
– Спасибо, Иво. Если у тебя возникнут хоть какие-то соображения или идеи, сразу звони.
– Разумеется. Позвоню, если всплывет что-нибудь новое или когда получу более точные результаты химического анализа. Удачи тебе.
Жанетт положила трубку. Она почувствовала, что голодна, и, взглянув на часы, решила позволить себе обстоятельно пообедать в ресторане здания полиции. Она выберет кабинку в глубине зала, чтобы ее как можно дольше никто не тревожил. Через час ресторан заполнится народом, а ей хотелось побыть одной.
Прежде чем поставить поднос с едой на стол, Жанетт прихватила забытую кем-то вечернюю газету. Обычно она избегала читать, что пишут газеты о делах, к которым она имела непосредственное отношение, поскольку считала, что это может повлиять на ее работу, хотя предположения газетчиков чаще всего бывали до смешного маловероятными.
Почти сразу она поняла, что “источником в полиции” является кто-то из ее ближайшего окружения, так как некоторые фрагменты статьи строились на фактах, известных только человеку, хорошо знакомому с расследованием, а поскольку в Хуртиге она не сомневалась, оставались Олунд или Шварц.
– Так вот где ты притаилась?
Жанетт оторвала взгляд от газеты.
Рядом с ней, ухмыляясь, стоял Хуртиг.
– Не возражаешь, если я присяду? – Он кивнул на свободное место напротив.
– Ты уже вернулся? – Жанетт жестом показала, что он может сесть.